Мир и война в жизни нашей семьи. Л. Г. Зубкова
про себя говорит. Открывается дверь, появляется старушка. Худенькая, маленькая, спросонья, но какая-то аккуратная и приятная и говорит:
– Что ж ты, милая, стучишь-то? Ведь дверь-то не заперта у меня: запора нет. Входи-входи. Ты, наверное, жена моего постояльца? Давно он тебя ждет. Ну, входи, входи!
– Да наслежу я.
– Да входи, входи. Не такие ж у меня хоромы-то, да и не мыла я сегодня пол-то. Что-то мне не здоровится. Вот только что прилегла немного, заснуть не смогла. Если бы заснула, то тебе долго пришлось бы стучать. Ну что ты стоишь-то? Проходи!
– Да я наслежу.
– Да ну что ты говоришь-то! Ничего не наследишь. Давай, снимай пальтушку. У меня тепло. Милая, а чтой-то пальтушка-то мокрая? Неужели дождь? Когда я ложилась, дождя не было. Вот кости болят, всегда к дождю. Так оно и есть.
– Да нет, бабусь, дождя нет. Это я тонула.
– Как тонула?! Да ты что ж сразу-то не сказала? Да ты вся мокрая. На тебе, я вижу, ни одной сухой нитки нет. Ну-ка, ну-ка, раздевайся, снимай платьишко. А чтой-то на тебе мужская рубашка-то? Что, такая мода что ль? Ой, да и рубашка-то мокрая. Ты что ж на самом деле тонула? Где же тебя угораздило? Ведь у нас и утонуть можно только в «Чёртовой яме» на том ручейке. Ой, да что я расспрашиваю. Ты вся дрожишь. Вот что, милая, раздевайся-ка скорей. Тебя надо в чувство приводить. Раздевайся, раздевайся совсем, не стесняйся. Егор Николаевич еще не скоро придет, а так ко мне никто почти не ходит. С краю я живу-то.
Ложись на топчан, быстро-быстро. Сейчас я тебя водочкой натру. Вот так. Хорошо, я бутылку-то припасла. Сама-то я не пью, а всё надо иметь. Ведь если кто мне что-нибудь сделает, я тому лафитничек и поднесу.
Ну как, отходишь? Вот и тело начинает краснеть.
– Бабусь, не надо. Я уже согреваюсь. Мне бы сейчас горячего чайку.
– Ничего, и чаек будет. На вот, надевай мою рубашку. Ты не брезгуй, она чистая, и я не больная. Правда, маловата, наверно. Ну, налезло. Ну вот хорошо. Теперь вот надень пока эту шубейку. Ничего, что будет жарко. Сейчас я с печки валенки достану. Ну вот полежи немного так. Сейчас самовар поставлю.
Ну вот, как ты? Отогреваешься? Ну-тка, милая, пока самовар поспевает, давай-ка прими теперь из этой бутылочки внутрь.
– Да я не пью.
– Да ведь я тебя пить и не заставляю. Пей, как лекарство, для сугреву. Вот лафитничек выпьешь, и хорошо будет.
Выпила я водки, сразу как-то теплее стало. Тут поспел и самовар. Напоила меня чаем с малиновым настоем и уложила на печку. Поговорили мы немного с бабулей. Я половины и не слышала сквозь дрему. На печке было очень тепло. Меня быстро разморило, все согрелось. Чувствую, что во мне горит как снаружи, так и изнутри. Хорошо мне стало, и я не заметила, как заснула. Правда, я говорила бабуле, что я сегодня же, как только придет отец, посижу еще часок и пойду на станцию, мне надо обязательно сегодня домой.
Я легла часа в 4 дня. И, наверное, долго спала. Ну, конечно, в тот же день я не уехала домой. На другой день отец отпросился с работы пораньше. Проводил меня до станции. Через тот ручеек мы проходили по мостику: оказывается, можно было пройти, и не промочив ноги.
Не