Навстречу миру. Йонге Мингьюр Ринпоче
я не знал, как на самом деле нужно медитировать, я часто убегал из дома в пещеру неподалеку, где сидел в тишине, снова и снова повторяя про себя мантру «Ом мани пеме хунг». Тягу к горам и простой жизни странствующего практика я чувствовал еще тогда.
Часть I
Подбросить дров в огонь
Глава 1
Кто ты?
«Ты Мингьюр Ринпоче?» – отец задал мне этот вопрос, когда мне было около девяти лет, вскоре после того, как я начал обучаться у него. Было так приятно знать правильный ответ, что я гордо заявил: «Да, я Мингьюр Ринпоче».
Тогда он спросил: «Можешь показать мне то, что делает тебя Мингьюром Ринпоче?»
Я посмотрел на свое тело, вниз до ступней. Взглянул на руки. Подумал о своем имени. Подумал о том, кем я был по отношению к родителям и старшим братьям. И никак не мог найти ответ. Тогда отец превратил поиск настоящего меня в охоту за сокровищем, и я честно искал под камнями и за деревьями. Когда мне было одиннадцать, я начал обучение в Шераб Линге, монастыре в Северной Индии, где посредством медитации перенес этот поиск внутрь себя. Два года спустя я ушел в традиционный трехлетний ретрит, период усиленной тренировки ума. В это время мы, монахи-новички, выполняли множество разнообразных упражнений, каждое из которых углубляло наше понимание тонких уровней реальности. Тибетское слово для медитации, гом, означает «привыкать, близко знакомиться, осваивать что-либо»: близко знакомиться с тем, как работает ум, как он создает и формирует наше восприятие себя и мира, как внешние слои ума – вымышленные ярлыки – действуют подобно одежде, определяя нашу социальную идентичность[1] и скрывая обнаженное, невымышленное состояние изначального ума. И неважно, что это за одежда – деловой костюм, джинсы, униформа или одеяния буддийских монахов.
К моменту, когда мне удалось отправиться в этот ретрит, я понял: ценность ярлыков меняется в зависимости от обстоятельств и общественного мнения. Я уже убедился в том, что «я» – это не мое имя, не титул или статус; что сущностное «я» не определяется моим положением или социальной ролью. Тем не менее именно эти обозначения, лишенные сущностного смысла, описывали мои дни: «Я монах, сын, брат, дядя, буддист, учитель медитации, тулку, настоятель, автор книг, рожденный в Непале тибетец, человек. Что из этого – сущностное „я“?»
Составить такой список просто. Но есть одна трудность: неизбежный вывод противоречит всем заветным убеждениям, которыми мы так дорожим, – и это мне предстояло вот-вот узнать. Мне хотелось выйти за пределы относительного «я» – «я», которое отождествляет себя с этими ярлыками. Я знал: пусть даже эти социальные категории играют главную роль в наших личных историях, они сосуществуют с гораздо более обширной реальностью, пребывающей за пределами ярлыков. В целом мы не осознаем, что наши социальные идентичности сформированы и ограничены контекстом, что эти внешние слои нас самих существуют в безграничной реальности. Привычные шаблоны скрывают и затемняют ее, но она присутствует всегда, готовая
Идентичность (лат. identicus – тождественный, одинаковый) – осознание своей принадлежности к той или иной социально-личностной позиции в рамках социальных ролей и эго состояний. –