Правда и вымысел. Сергей Алексеев
что на третьи сутки ученые прилетят обязательно, поэтому надо день простоять да ночь продержаться. К тому же вечером приехал начальник экспедиции, привез продуктов, радиостанцию, две сотни патронов и сказал, что все в порядке, завтра высылает вертолет за учеными и уже запросил большой военный транспорт, чтобы взять мамонта на подвеску и доставить в Хатангу, где должен быть специальный грузовой самолет с запасом жидкого азота. Напоследок попросил отмыть тушу, чтобы перед учеными не ударить в грязь лицом, и уехал.
Я считал, что никто в экспедиции о находке не знает, тем более начальник предупредил, чтоб все осталось в тайне, однако информация каким-то образом вылезла наружу (скорее всего через радиста, отправлявшего радиограммы), и ночью на берег пришли несколько наших и питерских геологов. Они много спрашивали о мамонте, и я не мог отказать им, взяв с них обещание о полном молчании. Они помогали таскать с речки воду и мыть мамонта, после чего сфотографировались возле него, попросили разрешения выщипнуть по маленькой прядке шерсти для талисманов, еще часа два гоняли палками песцов и ушли под утро.
И как только ушли, стая, разросшаяся до сотни, с визгом, воем и лаем устремилась к туше, невзирая даже на работающий бульдозер. Наиболее смелые подскакивали вплотную, и мне пришлось стрелять этих мелких, но прожорливых и довольно злобных тварей – они огрызались, скалились на меня и даже пытались укусить. В принципе их всех можно было перебить, но срабатывала крестьянско-охотничья натура – жалко портить, шкурка-то летом никуда не годится.
Часов до восьми я отбивал атаку за атакой, пока нахватавшиеся дроби песцы не отступили к краю вскрыши. Трех застреленных выбросил из ямы, их тут же разорвали на куски и съели. Днем их пыл поубавился, я залез в кабину бульдозера и стал дремать, время от времени постреливая для острастки. К обеду ученые не прилетели, я связался по рации с начальником экспедиции и получил недовольный ответ, мол, сами ждем сигнала, вертолет стоит в Хатанге с запущенным двигателем.
Как назло дни стояли теплые, мерзлота отходила быстро, на месте вскрыши образовывался уже небольшой овраг и туша не только вытаяла окончательно, а еще и разморозилась и к вечеру слегка расплылась. Мамонт лежал на твердой, голой, без всяких растительных остатков почве, и даже растаявшая, она оставалась плотной, то есть это была та поверхность земли, на которой он жил, по которой ходил и, видимо, умер от бескормицы, когда наступила долгая ледниковая зима.
Прямо передо мной открылась такая древняя эпоха, что от одной мысли холодило затылок! Я мог протянуть руку по крайней мере на двадцать тысяч лет назад и не только увидеть, а коснуться далекого прошлого, пощупать его, ибо глаза никак не могли привыкнуть к такому чуду.
Теперь не помню, дремал я, сидя в тракторе, или все было наяву, но я до мельчайших деталей видел картины доледниковой эпохи – все, от стад мамонтов до растений, в то время бывших на Таймыре. Причем мог тут же нарисовать (и рисовал потом) ландшафт с горами, озерами и широколиственными