.
65, поэт сводит воедино, обобщает, не повторяя, всё ранее сказанное и называет эту роль стихов «чудом», которое спасёт красоту – О none, unless this miracle have might, That in black ink my love may still shine bright. Именно обобщающий характер сонета 65 позволяет мне считать, что в его замке слова «my love» относятся не к какому-то, нигде не упомянутому в сонете, субъекту любви (ведь ранее он высказал эту мысль всем адресатам), а к тому, о чём поэт и говорил в сонете, т.е. к красоте в целом. «Красота – моя любовь» – в этом смысл сонета.
Сонет 66
Находится в ряду предыдущих сонетов, т.к. продолжает линию обобщений. В сонете отсутствует обращение к адресату.
Тематика сонета похожа на смешение многих тем, причём, каких ещё вообще не было в сонетах. Даже обобщающий вывод в замке сонета о том, что здесь речь идёт о превратностях этого мира, где нельзя оставить «любовь», не вносит ясности в отношении персонажа.
Если бы в последующих сонетах поэт продолжил развитие всех перечисленных здесь тем, то можно было бы говорить о начале новой череды сонетов. Но этого не произошло.
А значит, всё это перечисление имеет значение только внутри сонета и носит вспомогательный (т.е. это – не темы) характер – философского обобщения, где главным действующим лицом является сам поэт. А значит, и этот сонет продолжает череду философских сонетов и не более того.
К тому же здесь не только нет обращения к адресату, а упоминание «моей любви» дано в третьем лице, но нет и намёков, по которым было бы можно точно идентифицировать персонажа.
Сонет 66. Оригинальный текст
Tired with all these, for restful death I cry:
As to behold desert a beggar born,
And needy nothing trimmed in jollity,
And purest faith unhappily forsworn,
And gilded honour shamefully misplaced,
And maiden virtue rudely strumpeted,
And right perfection wrongfully disgraced,
And strength by limping sway disabled,
And art made tongue-tied by authority,
And folly (doctor-like) controlling skill,
And simple truth miscalled simplicity,
And captive good attending captain ill:
Tired with all these, from these would I he gone,
Save that, to die, I leave my love alone.
Конечно, нельзя исключать ни друга, ни возлюбленную, ни даже родственника, но из сонета 65 мы знаем, что, помимо трёх адресатов, в жизни поэта есть ещё одна любовь – Красота. А так как сонет 66 идёт сразу следом, то логично предположить, что слова «моя любовь» могут относиться не к какому-то, опять нигде в сонете не упомянутому и неузнаваемому персонажу, а к той же Красоте, которой станет одиноко без любви поэта.
Сонет 67
Здесь мы опять видим рассказ о некоем персонаже в 3-ем лице.
То, что этот персонаж – друг поэта, можно видеть по указанию на красоту персонажа, как на «истинную розу»: «с тех пор как его роза истинна – since his rose is true», что мы уже встречали в сонете 54.
Кроме того, почти все сонеты другу, до сих пор, поэт посвящал хвале его внешности.
Сонет продолжает линию обобщений – рассуждений поэта о друге, сделанных для самого себя.
В сонете 67 развивается тема предыдущего сонета 66, где поэт перечислил пороки современного ему мира.
Теперь, в сонете 67, поэт ставит вопросы о том, как его друг, чья красота – «истинная роза», может жить среди этих пороков, как стало невозможно уберечь красоту от подделок, как другу стало трудно быть рядом с пороком, но не дать своей красоте стать символом порока.
Но красота друга осталась единственной в этом безобразном мире