Достояние павших. Сергей Малицкий
замерзающей воды за толстыми стенами.
Ийле медленно встала, подошла к лестнице, ведущей на крышу и замерла, ухватившись за потертый поручень. Замерла так, словно собралась подняться на следующий, несуществующий ярус, на самый верх башни, недостроенной или разобранной сотни лет назад, пройти в ту ее часть, где продолжает висеть не деревянный, а настоящий колокол. Замерла, но никуда не пошла. Застыла, и время, казалось, потекло вокруг нее бурным потоком, как вокруг каменного утеса. Оглянулась, поймала взгляд Клокса:
– Ты не все знаешь про майстру, – сказала она. – Не знаю, что тебе говорила Сничта, если, конечно, она говорила с тобой, но есть то, что ты должен знать. Существует другая магия. Не наведенная, не наговоренная, не пришедшая извне, а изначальная. Та, что пронизывает все. Которая была в Талэме еще тогда, когда не было ничего. Которая, может быть, и не магия вовсе, но сила. Для нее и Дрохайт не помеха, чем бы ни объяснялось это слепое пятно. И майстра – это отголосок именно такой магии. И, как и у каждой магии, у этой имеется оборотная сторона. Майстра не способна любить сама.
– Подожди, – как будто потерял голос Клокс, потому что вместо него издал только хрип. – Но как же… А Байрел? А ее дети?
– Она добрая… – выдохнул Дойтен и тут же понял, почему его молочница, сама того не зная, уберегла его от наваждения – в ней было то, чего не было в Сничте. – Она даже сказала мне, что нужно кого-то спасти… Разве кого-то спасают без любви?
– Спасают, – кивнула Ийле. – И без любви. И без ненависти. Хотя порой с изрядной неприязнью. Но Сничта и в самом деле добрая. И Байрелу повезло. Он получил доброту и собственную неугасимую страсть. Да и дети есть дети. Любовь к собственным детям никуда не денется, хотя, может быть, отличается от обычной любви. Но это не та любовь, о которой я говорю. Майстра никогда не будет сгорать от любви, если она майстра. И Сничта это понимает, пусть и не чувствует на своей шкуре. Иначе и быть не может, все, что происходит вокруг нее, разорвало бы ей сердце, но… нет. Она даже не может огорчиться по этому поводу. Заметьте, все это не исключает ту же доброту, верность, разум, но в этом нет того, что, к примеру, поддерживало тебя, судья, все эти годы.
– Не говори мне об этом, – опустил голову Клокс.
– И еще, – Ийле посмотрела на Дойтена. – Если она кого-то хочет спасти, значит, она и в самом деле хочет кого-то спасти. Помоги ей, если попросит, но не слишком рассчитывай на свои силы. Это особенный город. От отличается от всех прочих.
– Чем же? – спросил Дойтен и сам засмеялся собственному вопросу.
Она улыбнулась, вернулась за стол, снова глотнула из чаши. Дойтен взялся за свою и с удивлением понял, что она холодна.
– Ты ведь знаешь Брайдема, Клокс? – спросила Ийле.
– Да, – кивнул судья. – Приходилось и в трактире вместе сиживать, да и великую беду вместе переживали. Я в Гаре, он в Тимпале.
– Это еще не великая беда была, – прикрыла глаза Ийле. – Лишь предвестие ее. Ладно. Не все, но кое-что скажу вам. Но сразу отмечу, что в свои отчеты вы это не вставите, потому как не для отчетов будут