Горький-политик. Паола Чони
«Исповедь», политик оценивает американские произведения как худшее из всего написанного А.М. Горьким и дипломатично советует ему отказаться от поползновений быть публицистом. Г.В. Плеханов предлагает А.М. Горькому заниматься исключительно писательской деятельностью: «Неудачны те его произведения, в которых силен публицистический элемент, например, очерки американской жизни и роман «Мать». Очень плохую услугу оказывают ему люди, побуждающие его выступать в ролях мыслителя и проповедника; он не создан для таких ролей»[99].
В начале холодной войны рассказы и впечатления писателя об Америке в публицистических целях широко использовались в антиамериканском ключе. Действительно, очерки об Америке проникнуты глубоким отвращением к безликому лихорадочному обществу, которое стремится лишь к наживе и потреблению, в котором искусственные огни заменяют солнце и немолчный шум трамваев сопровождает бессмысленное движение толпы. Однако эти описания в большей степени выражают потрясение русского интеллигента перед лицом мира, ценности которого ему чужды и в котором он не узнает себя, чем являются последовательной и идеологически обоснованной критикой капитализма.
В Америке А.М. Горький был вынужден столкнуться с миром, в котором все является товаром. Коммерциализация общества, искусства, чувств, так подробно описанная в произведениях многих великих писателей XIX века, вызывает у Горького такое же отвращение, как и у других европейских авторов. Но в то время как Золя, Флобер, Верга, сознавая законы буржуазного общества, пытаются к ним приспособиться, страдая и испытывая чувство вины, Горький отрекается от принадлежности к этому миру и его законам: «Произведения искусства покупаются за деньги, точно так же, как и хлеб, но ведь их стоимость всегда больше того, что платят за них звонкой монетой. Я встретил здесь очень немного людей, имеющих ясное представление о подлинной ценности искусства, духовном его значении, силе его влияния на жизнь и его необходимости для человечества […] Превращение искусства в средство наживы – серьезный проступок при всех обстоятельствах, но в данной случае это положительно преступление, поскольку оно насилует личность автора и фальсифицирует искусство, и если закон предусматривает наказание за подделку пищевых продуктов, он должен безжалостно поступать с теми, кто фальсифицирует духовную пищу народа»[100].
Несмотря на международную славу, сделавшую его одним из самых любимых и печатаемых авторов эпохи, он проповедует иные ценности и считает погоню за золотом – безумием, а деньги – не имеющими ничего общего с искусством. Его неприятие потребительской цивилизации носит тотальный характер: «Все больше и больше вспыхивает желтых огней – целые стены сверкают пламенными словами о пиве, о виски, о мыле, новой бритве, шляпах, сигарах, о театрах»[101]. Для него неприемлема беспардонность этих вывесок, как неприемлемы выставки произведений искусства в ресторанах, комнатах отелей: «Я был в Отеле «Астор» – Комнаты украшены бронзами таких