Смерть сердца. Элизабет Боуэн
Но девочки не обсуждали погоду, принимая ее как часть своей судьбы, которую они навлекли на себя, просто проснувшись утром, – судьбы, которая каждый день менялась, как настроение у взрослых или состояние их внутренностей. Сто пятьдесят третий и вправду подошел, но останавливаться перед ними явно не собирался, до тех пор пока Лилиан, подобно юной разгневанной богине, не вышла ему наперерез, вскинув алую перчатку. Когда они уселись в автобус, Лилиан с упреком сказала Порции:
– Что-то ты сегодня очень довольная.
Та ответила, смешавшись:
– Мне так нравится, когда что-то происходит.
Отец мисс Полли был преуспевающим врачом, уроки она вела во флигеле на первом этаже, который пристроили к дому сзади и сначала хотели отдать под бильярдную. Чтобы не создавать неудобств пациентам, ученицы приходили и уходили через подвальный вход. Прохожие удивлялись, глядя, как модные юные создания, порой выпрыгивавшие из лимузинов, ныряли в подвал, будто кошки. Оказавшись у двери, они звонили в специальный звонок мисс Полли, после чего оказывались в коридоре с ковровым покрытием. В гардеробной возле винтовой лестницы они вешали шляпки и пальто, затем выстраивались в очередь к зеркалу – очень маленькому. Кремово-голубые плитки, мрамор, обои с золотым тиснением и турецкий ковер были примечательными чертами флигеля. В гардеробной с витражным окном пахло туманом и «Винолией»[10], в бильярдной (а точнее, классной) комнате – ковром, батареями и туманом. Окон тут не было: погоду определяли по куполу стеклянной крыши, которая свинцовела от тумана, позвякивала во время дождя, а когда выходило солнце, роняла на стол огромный квадрат слепящего света. Зимой, когда начинало смеркаться, крышу закрывали иссиня-черной лакированной портьерой на бегунке и включали электрический свет. Хорошей вентиляцией комната похвастаться не могла, наверное поэтому Порция, не успев зайти, начинала клевать носом. На уроках она не блистала, потому что не могла сосредоточиться или, как все остальные девочки, делать сосредоточенный вид. У нее не получалось удержать мысли на уровне лиц и столов – они упархивали сквозь стеклянную крышу. Один профессор умолкал, строго взглядывал на нее, барабанил по краю стола, другой спрашивал: «Мисс Квейн, прошу вас, прошу вас. Мы ведь не на небо поглядеть собрались». Ее невнимание порой граничило с невежливостью или, хуже того, отвлекало других девочек.
Она не привыкла к учебе, ее не научили, что надо учиться, казалось, ей просто некуда вместить даже самый интересный факт. Но чтобы не привлекать к себе внимания и не сердить профессоров, через несколько недель она все же наловчилась завораживать – даже гипнотизировать – самых сердитых профессоров неотрывным вниманием – к их шевелящимся губам, к воздуху над их головами… Утреннюю лекцию по экономике она выслушала с немигающим изумлением на лице. Сумку она принесла в класс, сидела, поставив ее на колени. После лекции профессор пожелал всем доброго утра; девочки разделились: одна группа отправлялась на экскурсию в какую-то частную галерею, остальные уселись делать уроки – одни вытащили тонкие перья и принялись вычерчивать карты, другие, упершись
Популярный сорт мыла.