Революции светские, религиозные, научные. Динамика гуманитарного дискурса. Коллектив авторов
промышленно развитых районов страны «…остается около 30 миллионов, по преимуществу тюркского населения (Туркестан, большая часть Азербайджана, Дагестан, горцы, татары, башкиры, киргизы и др.), не успевших пройти капиталистическое развитие, не имеющих или почти не имеющих своего промышленного пролетариата, сохранивших в большинстве случаев скотоводческое хозяйство и патриархально-родовой быт (Киргизия, Башкирия, Северный Кавказ) или не вполне ушедших дальше полупатриархально-полуфеодального быта (Азербайджан, Крым и др.), но уже вовлеченных в общее русло советского развития»[91]. Из резолюции следует, что наличие патриархально-феодальных отношений констатировалось лишь у некоторых земледельческих народов, но не у кочевников.
Итак, все показывает фактическую и теоретическую несостоятельность гипотезы о так называемом «кочевом феодализме», выдвинутой Б. Я. Владимирцовым и повторенной в ряде работ его последователей. Ни факты, ни теоретические выводы в пользу этой концепции не выдерживают научной критики. Для обоснования этой гипотезы ее сторонники прибегали к необоснованным аналогиям между социальными процессами у кочевников и земледельческих народов средневековой западной Европы; неверно подбирали и интерпретировали факты; пользовались позднейшими данными для реконструкции событий более ранних эпох; произвольно обращались с высказываниями классиков марксизма о западноевропейском феодализме, употребляя последние применительно к кочевым обществам. Впрочем, эта методика доказательств была принята и многими сторонниками концепции развитых феодальных отношений у кочевников. Такая гипотеза, по сути, не что иное, как попытка «конструирования» особой социально-экономической формации у кочевых народов всех эпох, попытка доказать извечность феодализма у кочевников.
Гипотеза «кочевого феодализма» подвергалась в научной литературе очень серьезной и обоснованной критике. Так, С. Е. Толыбеков считает эту концепцию немарксистской, повторением реакционной теории Дюринга[92]. Автор, пожалуй, несколько преувеличивает, однако критика им «кочевого феодализма» не только совершенно справедлива и убедительна, но и позволяет сделать окончательные выводы по этой проблеме.
Теоретическое наследие классиков марксизма помогает выяснению характера общественных отношений у кочевых народов. Особое внимание при этом следует обратить на понимание К. Марксом и Ф. Энгельсом эпохи «военной демократии», на учение В. И. Ленина о социально-экономических укладах и в частности на его выводы о патриархальном укладе. Эти и многие другие теоретические положения помогают воссоздать историю развития социальной структуры кочевничества от «военной демократии» к патриархальному социально-экономическому укладу, а по мере разложения последнего – к современным социально-экономическим отношениям. Такой путь, однако, не исключает наличия в рамках одних господствующих отношений и других, порой очень сильных укладов.
«Военная
91
«КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК». Изд. 8, т. 2. М., 1970, стр. 252.
92
См. С. Е. Т о л ы б е к о в. Кочевое общество…, стр. 2, 17, 28, 29, 30, 33, 34, 35, 69.