Булат Окуджава. Вся жизнь – в одной строке. Марат Гизатулин
слово может стать последним в нашем разговоре, я сбивчиво, даже не представившись, рассказал, что меня интересует история его родителей, его семьи, ни намёком не обмолвившись о брате. Он выслушал меня и нехотя согласился встретиться.
…Я подходил к дому, в котором жил Виктор Шалвович, когда из нужного мне подъезда вышел пожилой человек и, повернувшись ко мне спиной, направился к мусорному контейнеру. В руке у него было ведро. И вдруг я остолбенел: теперь, со спины, я явственно увидел, что это не просто какой-то пожилой человек, это идёт Булат Окуджава! Всё было его: и походка, и сутулость, и небрежно сунутая в брючный карман свободная рука! Но так как Булатом Шалвовичем этот человек никак не мог быть (того уже не было в живых), стало совершенно ясно, что от меня удаляется не кто иной, как Виктор Шалвович Окуджава. Я подождал, пока он вернётся к подъезду, и представился. Мы поднялись к нему в квартиру на шестнадцатый этаж. Обстановка в его однокомнатной квартире была аскетическая: тахта, стол, книжные полки, не было даже телевизора.
Как только мы сели, Виктор Шалвович предварил наш разговор маленьким вступлением и высказался примерно в таком ключе, что он готов ответить на интересующие меня вопросы, хотя он и не понимает, кому может быть интересна история простой, ничем не примечательной семьи. Закончил он своё вступление предупреждением, что, если я вдруг, вольно или невольно, упомяну в разговоре имя его брата, разговор на этом будет окончен[29].
Я был готов к этому, у меня была масса вопросов, не касающихся его брата, поэтому мы очень хорошо проговорили с ним около двух часов. Виктор Шалвович оказался умным и интересным собеседником. Мы стали иногда встречаться. Бывал он и у меня дома. Он никогда не говорил, что их развело с братом по жизни, да об этом и не могло быть речи, ведь табу на имени Булата оставалось.
…Вспоминаю, как мы собирались с Виктором Шалвовичем в Шамордино в первый раз. Это было летом 1999 года. Я чувствовал, что Виктору Шалвовичу очень хочется поехать, но он всячески отнекивался, говорил, что всё это напрасно: никого мы там не найдём, никого из учителей уже нет в живых. Но я был настойчив – пусть никого не найдём, просто прогуляемся – и мы поехали.
Я видел, как он радовался, оказавшись в тех местах, где был совсем молодым юношей, где к нему пришла первая любовь. Он узнавал и не узнавал эти места, этот дом, в котором они жили, этот косогор. Теперь здесь никто не жил, дом был заброшенный и полуразвалившийся. Виктор Шалвович показал мне соседний полуразвалившийся домик и сказал, что раньше в нём жил его учитель физики Николай Михайлович Гудков. Дом совсем не производил впечатление жилого, но в садике кто-то был, там чувствовалось какое-то шевеление. Мы зашли в садик, чтобы узнать, кто здесь теперь живёт, может, знают что-нибудь о прежнем жильце. Навстречу нам вышел глубокий старик, но Виктор Шалвович сразу узнал его. Это был его старый учитель Николай Михайлович Гудков.
Эта неожиданная встреча сильно растрогала обоих, а точнее, всех троих. Николай Михайлович пригласил нас в домик и провёл по устланному газетами полу в комнату. Газеты,
Подробнее о взаимоотношениях братьев Окуджава см.: