Потому и сидим (сборник). А. М. Ренников
войны для человечества; Петр Григорьевич отправился в гости к казакам, где уже нашел знакомого сослуживца по заводу Рено.
А что происходило со мной, даже жутко сказать… Часа три я, с горящими глазами, точно преступный кулацкий элемент, метался из одной улицы в другую, с деревянным метром в руках, перебирался через заборы, взбирался на подъемы, скатывался в овраги, мерил землю в ширину, в длину, в высоту, ковырял почву палкой, втыкал у воображаемой границы будущих владений зонтик…
– По фасаду мало… Куренка некуда выпустить, – жалобно обращался я к Сергею Ивановичу, недоброжелательно щурясь на красные колья. Еще бы двести. Или пятьсот… А, между прочим… Где, вы говорили, прокладываются рельсы трамвая? Близко отсюда?
– Да, вот. Перед нами.
– А разве это трамвай? Это вагонетка, Сергей Иванович!
– Вагонетка? А в самом деле… Вагонетка. Вот курьез! Но все равно, дорогой мой, не беспокойтесь. Через два года все будет… Вот, Ольга Ивановна тоже заявляет претензию, что итальянское белье портит вид… Но когда все застроится и все поселятся, разве можно будет узнать, чье белье где висит? И вообще, разве можно так ко всему придираться?…
Ночью в тот день я тщетно старался уснуть, отогнать впечатления… Перед глазами неотвязно мелькали колья, камни, кочки, жестянки… В мыслях путались цифры… И, вдруг, точно ударила неожиданная мысль: а что делать, если большевики будут свергнуты, и можно будет вернуться? Оставаться? Сидеть? Все поедут… Веселые… Радостные… Сядут в поезд… Начнут платками махать… А я? Жестянки, кочки, палки… Разъедутся знакомые… Переберется газета. В Петербурге окажутся все… Будут жить на Бассейной, на Знаменской, на Каменноостровском. А я? Рю дэ Боскэ? Рю де ля Пэ? За что? Чем я хуже? Или, может быть желать теперь, чтобы большевики дольше держались? Чтобы укреплялась техническая мощь красной армии?
Вскочив с постели, я дрожащей рукой зажег электричество, подбежал к столу. И, взяв карандаш, чтобы не забыть, быстро начертал в записной книжке: «Участка не покупать. Дудки».
«Возрождение», рубрика «Маленький фельетон», Париж, 7 апреля 1928, № 1040, с. 2.
Самовар
Чем был раньше для нас самовар? Простой, заурядной, обыденной вещью, на которую ни мы сами, ни наши гости никогда не обращали внимания.
Подавала его у нас Феня без всякой торжественности. Уносила тоже без особенной помпы. И никому не приходило в голову при виде его впасть в экстаз, любовно похлопать по блестящим бокам, благоговейно спросить:
– Где раздобыли? За сколько?
А между тем, помню… тот, петербургский, был настоящим красавцем. Высокий, стройный, сверкающий свежестью никеля, с хорошо поставленным голосом, чудесно выводившей заунывные восточные песни и в долгие зимние вечера, и в короткие белые ночи.
Конечно, он остался там. Кто теперь пьет из него – безразлично. Желаю этой каналье подавиться и обжечь свое горло. Но сейчас у меня есть другой самоварчик, небольшой, скромный, медный, с обломанным