Бесконечная мысль. философский роман. Антон Безмолитвенный
Тунис или Марокко, оказывалось, что какие-то досадные черточки отличают вожделенный идеал от реальности. И вот однажды, оказавшись на безлюдном пляже в Сиамском заливе, я понял – это оно. Могу даже детально вспомнить, как это было: я стоял на кромке прибоя и смотрел на пальмы, шелестящие на берегу под порывом легкого ветерка, а внутри шло привычное натягивание образа на реальность. Но в отличие от предыдущих ситуаций невозможно было найти между ними серьезных отличий. И вот я оказался перед вопросом: а на что еще мне теперь проецировать свои образы тропического рая, если не на эту картинку и эти ощущения? Ведь тропичнее уже некуда. Оставалось выбрать один из двух путей дальнейшей эволюции этой ситуации: оспорить сам факт сходства образа и реальности, сделав ставку на поиск еще более утонченных и тропических мест – или согласиться с тем, что сходство это уже налицо, и изменить саму стратегию бесконечной погони за счастьем. Я выбрал второй путь – и чаша внутренних весов необратимо качнулась в одну из сторон. В сторону эвдемонии, при которой этот пейзаж стал устойчиво восприниматься как пронизанный счастьем. Без монотонии и постепенного выгорания, обусловленного привыканием. Больше не надо было искать всё более роскошных внешних условий: отождествление образа и реальности необратимо произошло. С тех пор я купаюсь каждый день. Ну или почти каждый. И никакой скуки это не вызывает.
– Хм. Интересная история, – сказала Маша. – Тогда зачем для этого внутреннего счастья вообще нужны внешние условия наподобие моря и солнца? Можно ведь в сугробах сидеть – и переться. Эвдемонически…
– Можно, – серьезно ответил ей Артур. – Но для этого надо сначала обрести опыт отождествления образа мечты и реальности – чтобы успокоить ретивых коней бесконечного поиска лучших внешних условий. То есть пиковые переживания все-таки важны – чтобы в дальнейшем было что закреплять в качестве нового стандарта восприятия, и уже с вершины сбывшихся ожиданий подступаться к подлинным источникам счастья.
– А можно подробнее: как осуществляется это отождествление? Ведь, насколько я понимаю, именно в нем всё дело? Как способ восприятия радости может стать стабильным, не подверженным обычным процессам истирания и выхолащивания? – спросил Гена.
– Это как раз и есть самое сложное, – ответил Артур. – Пресловутая «целая жизнь борьбы» в дон-хуановском смысле. Борьбы за всё больший и больший контроль над своим способом восприятия. Для начала полезно разобраться с тем, что уже туда привнесено ситуациями прошлого, повлиявших на тебя и успевших наследить в бессознательном. Разорвать жесткость образованных этими импринтами уродливых эмоциональных сцепок.
– Это как? – деловито поинтересовался Гена.
– Попробую объяснить. Бывает так, что сидишь ночью на берегу и смотришь на лунные отблески, золотистой дорожкой протянувшиеся по поверхности моря, а с дискотеки за твоей спиной раздается убогое и однообразно-бессмысленное