Маникюр на память. Александр Мамлюк
крот – свои подземные катакомбы. Мужчина, знакомый с природоведением, для начала объяснял девушке происхождение декоративных видов деревьев, завезенных сюда со всего света. Их практический пересчет позволил бы влюбленным на середине перечня отпраздновать здесь свою серебряную свадьбу. Эти представители флоры давали обширную тему для разговора даже приезжему чабану из казахских степей, с трудом понимающего, о чем вообще можно говорить среди такого количества естественных беседок.
Но опытные аграрии и скотоводы всегда были ближе к земле, чем поэты. Они со своими спутницами начинали с изучения вечернего неба в лапах покрасневшего заката, переходили на отдельные виды можжевельника индийского, а затем – и ромашки обыкновенной. Женщины, пораженные силой природы, от слабости теряли сумочки, а мужчина в подтверждение своей страсти закрывал на это глаза и не пытался отыскать ее, подчеркивая этим и свое благородство, и пренебрежение к материальным ценностям…
Вот в этот момент и появлялся Борисенок с липучей травой на голове, напоминавшей терновый венец самого Христа, с его руки свисал найденный где-то порванный резиновый мяч – память распираемой изнутри материи. Делая вид, что не замечает уединившихся, он махал залегшим неподалеку остальным наблюдателям: «Нашел!». И махал потерявшим объем резиновым флагом, напоминая первого солдата на крепостной стене, приглашающего всех штурмующих к повальному фетишизму. Затем кричал: «Давайте быстрее, еще успеем на вторую серию «Вечеров на хуторе близ Диканьки»!». Влюбленным трудно было сообразить, что второй серии у этого фильма пока нет, и они, надеясь, что остались незамеченными, пытались плотнее вжаться друг в друга – напуганный громом страус не мог бы и мечтать о соперничестве с ними.
Гурьбою все чинно проходили мимо, делая вид, что не замечают притихших и затаившихся. Нехорошо, если вы обратите в ту сторону взгляд, это может закончиться натягиванием зрительного органа на попку. Проэкспериментируйте на животных – тогда поймете, и учитывайте, что животное приручено человеком. И все же, отойдя на порядочное расстояние, кто-нибудь громко говорил: «А она красивая, а он, конь, плащ боится испачкать…»
Утром деревья шелестели листьями, поверяя тайны прошедшей ночи. На скромных и мудрых стволах в капельках росы белели таблички «Дуб стойкий» (Кения), «Черешня разлапистая» (Китай), которые могли рассказать о крепости отношений пребывавших здесь, и это было целомудреннее, чем вникать в смысл заголовков из порванных газет, разбросанных тут и там, думая о тех же отношениях. Расшифровкой этого, наверное, и занимаются чопорные старушки, совершающие здесь утренний моцион. Они, видимо, пьют много кофе и благодарят Бальзака, тоже большого любителя кофе. Он сделал женщин нестареющими: разделив их сознательный период жизни ровно наполовину, к которой можно страстно стремиться, начиная от рождения и до самой смерти. Хвала любителям природы, пьющим кофе и читающим Бальзака!
Удовлетворять любопытство