Репрессированные командиры на службе в РККА. Николай Черушев
Вся эта ткань шита белыми нитками, хотя там и сям проглядывают лоскутки реальных событий, действительно имевших место (назначение на соответствующие должности, случаи выпивок и невыхода на работу и т. п.).
Как и всякому новому заговорщику, Тодорскому тоже «нарезали» кусок – организовать вредительство на вверенном ему участке работы. По словам Фельдмана (см. протокол допроса от 7 октября 1938 г.), «… наша главная задача сейчас сводится к тому, чтобы путем вредительства подготовить армию к… поражению» [84].
Тодорский показал, что при назначении в Военно-воздушную академию он получил от Фельдмана задание вести в ней вредительскую работу. Что конкретно делалось в этом направлении? А вот что! Он сообщает, что, будучи начальником академии, а затем руководя УВВУЗ, «…умышленно сокращал разверстки новых контингентов слушателей, задерживал материалы на отчисление из академий негодный и политически неблагонадежный слушательский и преподавательский состав, вносил путаницу в учебных программах и планах академий, задерживал выпуск новых учебников и учебных пособий, добился ликвидации в академиях вечерних отделений с целью не дать в РККА должного и достаточно подготовленного в военном отношении командного состава…» [85]
В своих собственноручных показаниях от 10, 14, 15 и 16 октября 1938 г. Тодорский подробно расписывает вредительскую деятельность, якобы проведенную им в «Жуковке» и в УВВУЗе РККА, перечислив при этом ряд лиц, с которыми он был связан и которых якобы сам завербовал. Его писательский дар и здесь не мог не проявиться – большие разделы показаний даны им с описанием мельчайших деталей, подробностей и нюансов. Получился увлекательный роман!..
Такое помрачение, упадок моральных и физических сил продолжались у А.И. Тодорского два с половиной месяца – до середины декабря 1938 г. Впоследствии он писал, что «в этом поистине смертельном бою я превозмог человеческую слабость и сохранил политическое достоинство, добившись отрицательного протокола» [86].
Отрицательный протокол в понятии Тодорского означал отказ от ранее данных им показаний. Действительно, такое событие произошло 16 декабря 1938 г. у следователя Баранова, что нашло свое отражение в протоколе допроса от 20 декабря. Этим же числом датировано и его заявление на имя Главного военного прокурора, в котором Тодорский говорит, что «вынужден был в состоянии глубокого потрясения дать клеветнические показания на самого себя, как врага народа, но как только я пережил этот тяжелый период, сразу же отказался от ложных показаний…» [87]
Как ни пытались Малышев, Баранов, Мозулевский и Кузовлев вернуть Тодорского в «лоно» его прежних показаний, у них после 16 декабря 1938 г. уже ничего не получалось. Высокое начальство проявляло недовольство, следователи старались изо всех сил, но что поделаешь – Александр Тодорский твердо стоял на своем. Отголоски этих сражений можно найти в протоколах допроса от 20 и 27 декабря 1938 г., 13 и 14 января, а также 2 февраля 1939 г.
На допросе 2 февраля 1939 г. А.И. Тодорский заявил: «Я ложно показал, что