Сержант и капитан. Иван Коновалов
17-го, многие устали от войны, многие не могли понять, что происходит, метались, многих силой заставили идти служить в Красную армию. Но сейчас конец 19-го. Все точки над «i» расставлены. Бывшим офицерам большевики никогда не будут верить полностью.
10 октября 1919 года. Вчерашним морозным утром наши колонны выступили на Кромы. Колонны шли образцовым порядком, но в нехорошем молчании, без песен, без шуток. Мы понимали, что нас ждет большая кровь. Перед выступлением я разговаривал с ротой о нашем долге и наших целях. Должен признаться, что получилось так же казенно, как у капитана Стрелина несколько дней назад во втором батальоне.
Шедшие впереди дозоры завязали бой. Батальоны развернулись в боевой порядок и начали наступать на села, прикрывающие Кромы, – Спасское и Добрыня. Навстречу моей, развернутой в цепь, роте из Спасского вылетела цыганская кибитка. Как она там оказалась? Возница бешено хлестал четверку коней и что-то кричал. Два желтых облачка шрапнели рванули прямо над кибиткой. Стальная очередь накрыла ее. Щепки полетели в воздух. Повозка перевернулась. С земли никто не поднялся. Лошадей переранило, но они не упали, а раздернулись в разные стороны и рванули вперед. Постромки лопнули. Четверка понеслась прямо на нас. Мы пропустили ее, расступившись, и не сбавили очень быстрого шага. Заговорили наши трехдюймовки. Разрывы были видны за селом. Наши били гранатами. Рота приободрилась.
– Скорее шаг, господа, – прикрикнул я.
Весь батальон стремительно наступал. Пулеметы не успевали за нами. Пулеметчики тащили их на лямках и выдохлись до последней степени при выходе на позиции. Мы взяли Спасское на штык. Латыши без паники отступали, умело огрызаясь. Третья рота, шедшая справа, отличилась, потеряла всех офицеров. Ее довел до штыкового удара унтер Матвеев.
Моя рота, слава богу, добежала вместе со мной. Пулеметный огонь красных был кинжальный. Убитых было много. Я видел, как они падали и справа, и слева. Мальчуган Павленко, гимназист лет шестнадцати, полз на коленях, блюя кровью, и премерзко матерился. Я перескочил через него на бегу, крича: «Санитары…», не оглянулся и побежал дальше.
На околице села схватились в штыковую. Узкое пространство между двумя избами. Покосившийся забор справа почти перекрыл проход. Я ворвался туда первым. Латышей человек десять. Бегут на меня. Рослые, в добротных шинелях. Штыки наперевес. Я оглянулся, за мной никого. Пора умирать. Упал на колено и выстрелом в пах первого сбил. Вдруг справа и слева горохом посыпался мой молодняк… Кто-то даже через меня перескочил. Никакого уважения. Догнали меня за доли секунд. Надо бегать медленнее. Целее буду. Они перекололи латышей в два счета, но это был только авангард. Целая рота тут же нас контратаковала.
– В штыки! В штыки! – бешено орал я.
Фельдфебель Сидоров разом бросил на узкой улочке две ручные гранаты. Задело и своих, и чужих. Мои мальчишки вопили что-то несусветное, что-то школьное или гимназическое, как будто лупили циркулями ненавистных учителей иностранных языков. Латыши кричали на своем языке. Старые добровольцы молча работали штыками, стараясь прикрыть