Струны. Наталья Геннадиевна Черная
и всегда ждал, чтобы я сделала первый шаг. А я уставала от этого, ровно настолько, насколько это было возможно.
–Ты куда?-Услышала вдогонку его голос, когда была у двери с виолончелью на плече.-Джена!
–Репетировать.
–На улице дождь, ты с ума сошла?
Я не заметила, что там был дождь. Осознала это лишь, когда грянул гром. Дождь был сильным, я его слышала. Мне не хотелось оставаться дома при такой погоде. Мне нужно было мое личное пространство, и здесь я его не нашла. Мне требовалось поиграть пару часов, чтобы успокоиться, и эта квартира НЕ была вариантом.
–Я буду поздно, не жди меня.
Забросив чехол на плечо, я захлопнула за собой дверь и ушла.
***
Было уже поздно, когда я наконец дошла до аудитории. Она была пустая, темная и спокойная, как всегда. Как раз то, что мне было нужно. На сцене горела лишь одна лампочка, освещающая центр. Я всегда садилась под ней, чувствуя легкое, едва ощутимое тепло от света. В этот раз было все точно также. Я тихо сидела на стульчике, держа виолончель между ногами. Джинсы были мокрыми, как и куртка. Последнюю я могла хотябы снять, чтобы мне не было так холодно. Волосы промокли от корней и до самых кончиков. Капли срывались, капая за шиворот и провоцируя волну мурашек по коже. Мне захотелось крикнуть. но я лишь прикусила губу, сдерживая в себе этот, почти неконтролируемый, порыв. Я лишь перевела дыхание, сосредотовшись на деле.
Включила плеер, надела наушники, нашла нужный саундтрек и нажала на play. Я прослушала мелодию внимательно, осторожно, замечая трели, смены ритма и крадущееся по струнам вибрато. Я слушала музыку и играла с закрытыми глазами, наслаждаясь каждой нотой, словно во всем мире не было больше ничего, кроме меня, смычка, инструмента и этой мелодии. Саундтрек играл, и я стала исполнять партию соло виолончели. Композиция была медленной, тянущейся и очень эмоциональной, словно композитор передавал все свои толи тоскливые, толи болезненные чувства. В моем случае, последнее. Партия была тяжелой, особенно, если ты ее чувствуешь душой. Пальцы путались в струнах, они дрожали. Да, струны дрожали тоже, но главное – пальцы. Меня удивила смиренное движение правой руки. Смычок продолжал ласкать струны, словно зализывал раны инструмента. Мои раны.
Сердце билось больно и усердно, доказывая, что еще бьется. В груди что-то мерзко ковырялось, словно кобра, не нашедшая себе места. Желудок скрутился не то от обостренных чувств, не то от голода. В горле вновь появился комок, а в глазах запекло. Пекло так, словно глаза что-то разъедало. Наверное, это была тушь. Из уст выскочил первый всхлип, и я прикусила губы. Я не хотела, чтобы меня кто-то слышал. Если это была музыка, еще полбеды, но не меня. Не мой голос, не мои всхлипы, не мои эмоции, не меня.
Я не прошла прослушивания, и это был еще один потерянный шанс в моей жизни, добавившийся в коллекцию скромных и болезненных воспоминаний. Лиам подозревал меня в измене, словно я когда-то давала повод, а ведь даже не смотрела в сторону других мужчин. Это было еще одной каплей яда, отравляющей кровь в венах. Я чувствовала себя абсолютно потерянной и брошенной и лишь когда играла,