Сердце Арронтара. Проклятье для оборотней. Ника Соболева
я чувствовала себя более-менее нормально, но вот колдовать точно до завтрашнего вечера не смогу. Нужно подождать, пока магическая сила восстановится полностью, иначе можно опять улететь за грань. Только во второй раз мне уже будет не суждено вернуться.
Я убрала амулет в один из потайных карманов на липучках, чтобы он не вывалился где-нибудь по пути – носить чужой амулет не стоило, иначе потом, когда я всё-таки наберусь смелости, чтобы подарить его дартхари, он не будет работать в полную силу.
Когда я покидала усадьбу Вожака, день начинал клониться к своему завершению. Солнце золотило верхушки деревьев, напоминая мне о волосах Дэйна, где-то вдалеке слышалось чириканье чушек – эти небольшие птички своим пением всегда приветствуют наступающий вечер и грядущую ночь. Они чирикают, бултыхаясь в дорожной пыли, становясь от неё ещё более серыми и невзрачными, чем обычно.
Пора домой. Элфи, конечно, не пропадёт, он почти всегда в моё отсутствие сам добывает себе пропитание – охотник он отличный. Но у меня там смороква отмокает, нужно ей заняться, да и не мешает навестить выводок рыжиков – на прошлой неделе одна юная самка родила четырёх детёнышей, они получились очень слабенькими, поэтому я помогала молодой мамаше тем, что носила ей в гнездо кое-какие орехи, засушенные ягоды и немного молока из деревни.
По дороге к хижине на этот раз мне никто не попался. Всё было тихо, только ветер пел в кронах деревьев свои непонятные песни. Сегодня лес дышал спокойно, и от этого его дыхания мне стало так хорошо, что я стала еле слышно насвистывать одну из песенок, которой меня научил Дэйн.
Это было очень давно. Мы делали из листьев и веточек кораблики и пускали их плавать по озеру. Друг изображал из себя ветер – надувая щёки, он дул так сильно, что некоторые из корабликов достигали противоположного берега.
– Ты знаешь какую-нибудь песню, Ро? – вдруг спросил Дэйн.
– Нет, – ответила я, вплетая в нос одного из своих корабликов крошечный белый цветочек. – Знала, когда Джерард был совсем маленьким. В основном колыбельные… Но теперь я уже ничего не помню.
– А я помню. Много хороших песен помню. Хочешь, научу? Только они на старом наречии оборотней. Но всё равно красивые.
Он действительно знал необыкновенно много замечательных песен. И голос у Дэйна был удивительный. Он звенел и переливался самыми разными цветами и красками, и будто постепенно растворялся в воздухе, впитываясь в окружающее пространство.
– Мой голос – это ветер,
Тебе поёт он песни.
О крае, что так светел,
Что нет его чудесней.
Пусть он расскажет мне,
Без сказок мне не спится -
О том, как по весне
Летят оттуда птицы…
Песни Арронтара. Так их называл Дэйн. В первую очередь потому, что все они были от лица нашего леса. Так, будто это он сам говорил с нами, рассказывал о своей жизни и, быть может, хотел, чтобы мы поняли что-то важное.
И теперь я пела одну из тех песен, с улыбкой наблюдая, как замолкают и прислушиваются все птицы поблизости.
Это