Чаем воскресения мертвых. Священник Тимофей Алферов
возможной перестройкой заново, а лишь преображению. Какова же степень этого преображения? Каков путь к нему? Почему он обрисован Христом в Евангелии в столь черных красках? Простого ответа здесь нет.
Можно, конечно, отмахнуться, и сказать, что пророческую речь, пророческие образы мы не понимаем. Это верно, по крайней мере, в приложении к таким книгам, как Апокалипсис или «Пастырь» Ерма. Но от того, что записано в Евангелии, во всем остальном Новом Завете на эту тему, отмахнуться сложнее. А записаны там предсказания о Божием суде и космической катастрофе.
Нет сомнения, что апостолы верили в возвращение Иисуса Христа на суд во славе, посреди огня этой самой космической катастрофы, причем само это пришествие, по их мнению, должно было начаться с бедствий Иерусалима, а затем охватить всю вселенную. Они явно не отделяли трагедию Иудеи от кончины мира. Между прочим, в этом заключается яркое свидетельство в пользу того, что все три синоптических евангелия написаны до иудейской войны 66–70 г. Автор, писавший Евангелие позже нее, счел бы необходимым отметить, что такие-то предсказания Иисуса об Иерусалиме уже сбылись, а есть еще и другие, касающиеся кончины мира. По крайней мере, в самих речах Иисуса, воспроизводимых по памяти появилась бы какая-то граница, отделяющая явно исполнившиеся пророчества от явно не исполнившихся. Но этого нигде в евангелиях нет. Единственный пример на эту тему, который с большой натяжкой может быть истолкован как некое разделение между пророчествами об Иерусалиме и обо всем мире, содержится в изложении Луки: и падут от острия меча, и отведутся в плен во все народы; и Иерусалим будет попираем язычниками, доколе не окончатся времена язычников (Лк. 21, 24). На основании этого единственного стиха многие считают возможным датировать Евангелие от Луки 70-ми или 80-ми годами. Но в том-то и дело, что в следующих строках Лука приводит те же слова, что мы читаем у Матфея и Марка: так, и когда вы увидите то сбывающимся, знайте, что близко Царствие Божие. Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как все это будет. Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут (Лк. 21, 31–33). Здесь не выделено в особое предшествующее событие опустошение Иерусалима и его пленение язычниками на некое неопределенно долгое время. Гораздо логичнее предположить, что Лука воспроизводит слова Иисуса, как они запомнились кому-то другому из апостолов, непосредственных слушателей той беседы. А под временами язычников вполне логично понимать те самые времена, когда живет и говорит Иисус. В этот самый момент, собственно говоря, когда Он беседует, Святая земля попирается ногами римлян, что все евреи воспринимают, как национальную трагедию. И любой из них согласился бы именно это время (считая от начала Вавилонского плена) назвать для Иерусалима временами язычников. А вовсе не какие-то предполагаемые времена от предполагаемого разрушения Святого Града до всеобщей кончины мира. Именно катастрофа Иерусалима и должна знаменовать окончание времен язычников, а равно и кончину мира. И не ждите, – как бы предупреждает