Такие парни. Константин Кропоткин
подробностях я узнал про их секс в машине, потом еще раз в квартире его мамы, прямо на диване. А в последний раз она сказала, что беременна, и Лева обрадовался.
Об этом Лева мне не сказал, я помню точно. Но я могу представить себе его радость, потому что я с ним не только спал. Женщина, с которой он не только работал, оказалась беременна. Она ждала ребенка, который станет его продолжением. У Левы будет деточка. Он хотел детей – и однажды, не то в шутку, не в то всерьез, предлагал устроить нам суррогатную мать. Я смеялся.
Странно, что для детей ему понадобилась моя смерть. Да, я умер. Сыграл в ящик. Дал дуба. Именно так. Ведь если я вычеркнул Леву из жизни, то почему бы ему не считать, что это сдох?
Лева выглядел обиженным ребенком, когда я, как ужаленный, выскочил из постели и, бегая по квартире, сбрасывал в кучу его вещи. На полу оказалась рамочка с морскими ракушками, кофейный сервиз из меди, а еще футболки, рубашки, брюки и даже носки, часть которых я выудил из стиральной машины.
– Уматывай, – сказал я, распахнув дверь. Я понимал, что выгляжу глупо, но менее опереточной развязки мне в голову не пришло: опыт расставаний у меня гораздо скромнее, чем казалось.
А точнее – его не было вовсе.
Прежде люди уходили. Или уходил я. Но это был всего лишь уход, а не проводы.
В тот момент, когда я голым стоял в прихожей и тыкал в раскрытую дверь, я понимал, что это прощание.
Я любил Леву.
Ни разу ему об этом не сказав.
Лева говорил, что любит меня.
В итоге, сказав больше, чем мне бы хотелось.
Я помню, как он ушел. Тоже голый и с ворохом тряпья в руках. Рамка с ракушками выскользнула и звякнула об пол, почему-то не разбившись и я, разозлившись, стал прыгать на ней, сумев раздавить стекло на мелкие кусочки и не порезаться, хотя был босиком. Я захлопнул дверь. Я разбил два бокала, оставшиеся на кухонном столе со вчерашнего вечера.
В наш последний вечер мы пили белое вино. О чем-то говорили. Лева был таким же, как всегда, и я не заметил, я не разглядел и не почувствовал, что он спал с какой-то бабой, он готовился стать ее тенью.
Он уже ждал деточку.
Знал ли Лева, что я его выгоню? Мог ли он предположить тогда, вечером, что уже наутро окажется с охапкой тряпья на лестничной площадке?
Мертвый.
– Зачем ему умирать? – сказал я Ларе, – Зачем ему умирать еще раз? Это невозможно. Мертвые не умирают.
– Неправда, – покачала головой Лара, – Та женщина… в ванной. Она умирала. Я знаю. Я точно знаю, – вдруг залихорадилась Лара, – Она умирала каждый раз, когда спрашивала себя, с кем она живет.
– С кем она живет? – спросил я.
– С левой. Думаешь мало их… таких?
– Какая страшная история, – согласился я, представив эту картину и неожиданно чувствуя облегчение.
15 марта. Говно и бриллианты
– Сволочь, – сказал Лева вместо «алло».
Дальнейшее было нецензурно и необидно. Лева говорил матом, что меня напрямую будто