Душа моя – Эвридика. Почти подлинная история. Elena Sokolova
непроницаемые, строгие, холодные. Горький излом длинных бровей, извилистый неулыбчивый рот, тонкие руки с длинными, неожиданно сильными пальцами. Высокая, чуть сутулая, в темном платье, тяжелом, прямом, с едва поблескивающим шитьем по подолу и рукавам, повторяющим орнамент на занавесях и знаменах.
– Как много ты знаешь обо мне, юная нимфа. Разве мы встречались? Мне нравится твое имя, еще и потому что его пока нет в списках. Это к лучшему. Я не хочу нашей встречи, тогда я не смогу слышать тебя. Здесь от тебя останется только тень – безмолвная и безмятежная.
Трепет пламени одинокой свечи.
Шаги. Тяжелые, уверенные.
– О чем ты задумалась, дитя?
Девушка вздрагивает. Далекий шепот стихает, она слышит только потрескивание факелов. Вошедший молча ждет ее ответа.
– Я думаю о несправедливости, отец.
– Справедливость не присуща бытию. И не является атрибутом жизни.
– А долг?
– Долг – да.
– Но почему богам и людям можно поступать так как им хочется? Почему нам это заказано?
– Я не могу ответить тебе, дитя. Во всяком случае, не сейчас. Любое знание нужно заслужить.
– Отец, мне так хочется иногда поступить – по своей воле. Сделать то, что хочу я, и только я. Мне хочется – изменить, хоть что-нибудь, хотя бы один разочек! Прийти в другом облике. В другое время. Не прийти совсем.
Пауза. Девушка сжимает руки в кулачки:
– Оставить жизнь тому, кто в списке.
Тишина. Все застыло. Стихли треск и шипение факелов.
Лицо Главного Судии помрачнело, взгляд стал ледяным.
– Замолчи, дитя!
– Отец!
– Я сказал, замолчи!
– Разве я сказала что-то плохое, отец?
Темная рука коснулась ее плеча. Голос по-прежнему был суров, но теперь в нем проскальзывали нотки сочувствия.
– И вновь я не могу ответить тебе, дитя.
Покачав головой, он направился к выходу.
– И это – запрещено? Почему?! Почему столько запретов?! О чем бы я ни спросила, ты все время говоришь: нет, не время, не сейчас, потом, сама… я устала, отец!!!
Она почти кричала. Зала вдруг вся пришла в движение, мелко задрожали колонны, факелы вспыхнули ярче, багровые сполохи заметались по стенам. Гнев, охвативший девушку, стал ветром, вздыбившим тяжелые складки занавесей, даже огромные, резные кресла протестующе заскрипели под его напором.
Главный Судия поднял руку и все стихло.
– Ты своевольна и упряма, дитя. Ты восстаешь против долга, даже не понимая, что он такое. Ты требуешь у меня ответа, но знание, полученное даром – немногого стоит.
Двери зала распахнулись, пропуская его.
– Значит, я никогда ничего не пойму!
Ее раздраженный возглас заставил его обернуться.
– Я дам тебе две подсказки, дитя. Первая – долг есть единственная цель и смысл нашего существования. И вторая – ответ на вопрос скрыт в самом вопросе,