Любовь без страховки. Татьяна Краснова
подтвердила она рассеянно. – Сначала, исторически, был шарф, потом буква «ф» свелась – мешала петь.
Эрудиция Голубевых Ника почему-то совсем не раздражала, а Лена даже обрадовалась:
– В самом деле? То-то мне всегда представлялся какой-то угрожающий глобус над беззащитной макушкой – и так он не вязался с любовью к барышне. Я этот шарфик завела специально для поездок. А то платок всё забывала захватить – не люблю себя в платке, – а в некоторых храмах строго. У одного монастыря – Николай, помнишь? – пришлось рыться в коробке у входа, с бесплатными платочками. А хорошие уже разобрали, остались грязненькие всякие…
– А мама всё роется, переживает, что экскурсия уже началась и без нее всё рассказывают, – жизнерадостно подхватил Ник. – И дорылась – вытащила из этой коробки громадные семейные трусы в цветочек, да как развернет!
– Вот после них и был куплен шарф голубой, – заключила Лена.
Туристы разбрелись по Соборной площади, отдыхая от экскурсовода и постоянного притока информации и делая снимки на память.
– Вроде всё запечатлели? – справился Роман, убирая фотоаппарат. – Смотри, наш ландшафтный дизайнер опять в церковь ныряет – и мальчишку тащит за собой. Там служба, что ли, сейчас?
Набожность молодых и привлекательных женщин вызывала в нем иронию, которой он не скрывал. Ирина подозрительно глянула в ту сторону – не собирается ли впавший в детство муж опять затеять игры с мальчишкой? – и рассеянно отвечала, доставая зонтик:
– Мы там утром уже были. Может, люди просто дождь хотят переждать.
А когда сами Голубевы, решив пройтись до смотровой площадки и не спеша постоять над живописным обрывом, поравнялись с Успенским собором, дождь так припустил, что ничего не оставалось, как зайти внутрь. Там действительно шла служба, горели свечи, и под мелодичный распев священника храм выглядел совсем иначе, чем под бодрый утренний голос гида. Правда, священника видно не было, задние ряды прихожан всё загораживали.
Ирина подумала, не купить ли свечу, раз уж они тут оказались – прилавки со свечками, иконами и духовной литературой как раз должны быть у входа, – но передумала: начнешь проталкиваться и помешаешь кому-нибудь. Люди все-таки молиться пришли. Правда, у тех, кто стоял рядом, особого молитвенного состояния не замечалось.
Подошел молодой человек в рясе, наверное, семинарист какой-нибудь, и давай крестное знамение творить – да так размашисто, разухабисто, будто банным веником машет, того гляди ушибет кого-нибудь. Ромка быстро отвел глаза, уголки губ у него вздрагивали. Сбоку старушка, гоголевская Коробочка, наоборот – частит и частит, движения руки мелкие-премелкие, скупые, будто копейки считает. И всё губами шевелит – видимо, перечисляет бесконечные просьбы к Богу, стараясь ничего не забыть.
Мужчина с совершенно безумным лицом что-то бормочет и всё громче, почти в полный голос. Ромка возвел глаза к потолку, сдерживая улыбку, а Ирина отодвинулась – кто их знает, сумасшедших, юродивых.
Поймав на себе косой взгляд еще одной старушки,