Берег мой ласковый. Павел Кренев
веером широченный хвост, подняв его кверху, волоча по земле тяжелые крылья.
«Тэк-тэк, тэка-тэка, кишшмя-кишшмя», – четко выговаривал глухарь и крутил, и тряс своей черной головой, украшенной огромными красными бархатными бровями.
Батагов сидел на сухой лежинке, втянув голову в плечи, съежившись, укутавшись в шинель, боясь пошевелиться.
Глухарь, захлебываясь в своей песне, прошел совсем рядом. И выстеливший землю легкий утренний иней хрумчал, когда в него вдавливались глухариные лапы. И когти, и шпоры большой птицы шаркали, прикасаясь к его серебристому покрывалу.
«Эк ты, – подумалось Батагову, – война кругом, а этот разошелся тут. Ишь ты! А если враг тебя, дурака, услышит да кокнет? Хорошо тебе будет?»
При чем тут враг, ему и самому было неведомо. Но сейчас, на войне, ему невольно казалось, что все, способное принести вред ему самому, или людям, или вот этому глухарю, могло быть только от врага. И за это его следовало бить еще крепче.
А глухарь как будто медленно-медленно плыл над землей в утреннем мареве, уходил от него, скрывался в кустах, в сумеречном воздухе. И показалось Силантию, что не глухарь это был совсем, а привет ему от родной сторонки, от деревни Яреньги, что на Летнем берегу Белого моря, от земляков, от семьи.
От них он приходил, от них!
– Я же весточку получил от родного дома, от родимой земельки. Чухарь-то мне ее и принес! Вот ведь как…
И Батагов уткнул лицо в сырой брусничник и заплакал. Плакал он молча, чтобы не разбудить напарника. Сидел на земле, на корточках и размазывал по лицу ненарочные слезы, плечи его тряслись.
Плакал он от налетевшего на него и просквозившего сердце, выстудившего душу холодного предчувствия: последний это был глухарь в его жизни! И весточка от родных была последней. Ушел глухарь от него навсегда…
И теперь сидел Силантий Батагов в чужом карельском лесу и крепко горевал.
И боялся выказать свою тревогу напарнику Кольке Борисову. Пусть он до самого конца не знает, что не выйти им живыми из этой дальней от родных домов сторонушки…
4
Стрелковая рота, в составе которой воевал Силантий Батагов, шла в наступление по самому левому флангу, вдоль шоссе. Она почти не встретила на своем пути сопротивления. Командиры объясняли это тем, что фланги и наступления, и обороны в силу огромной протяженности фронта и недостаточного наличия личного состава с той и другой стороны имели большие «пустоты», охраняемые натыканными в них передвижными и стационарными укрепленными огневыми точками, дотами, дзотами, сигнальными группами, вооруженными проводной и беспроводной связью. Вдоль такой вот «пустоты» и продвигалась рота, в которой состоял Батагов.
На более чем пятикилометровом пути, пройденном в наступлении, встретились лишь две огневые позиции противника – пулеметная и минометная, общей численностью восемь человек. После короткого боя вражеские огневые точки были подавлены. При этом стрелковая рота потеряла только троих человек – двое убитых