Дневники. Зинаида Гиппиус
что. Между тем нужно согласиться, и не через 3 ночи, а именно в эту ночь. Когда же еще?
Интеллигенты вожаки Совета (интересно, насколько они вожаки? Быть может, они уже не вполне владеют всем Советом и собой?), обязаны идти на уступки. Но и думцы-комитетчики обязаны. И на большие уступки. Вот в каком принудительном виде, и когда, преподносится им «левый блок». Не миновали. И я думаю, что они на уступки пойдут. Верить невозможно, что не пойдут. Ведь тут и воли не надо, чтобы пойти. Безвыходно, они понимают. (Другой вопрос, если все «поздно» теперь.)
Но положение безумно острое. И такой черной краской нарисовал его Разумник, что мы упали духом. Весь же вопрос в эту минуту: будет создана власть – или не будет.
Совершенно понятно, что уже ни один из комитетов целиком, ни думский, ни советский, властью стать не может. Нужно что-то новое, третье.
Много было еще разных вестей, даже после ухода Разумника, но не хочется писать. Все о главном думается.
Приподнимаю портьеру; открываю замерзшее окно; вглядываюсь в близкие, голые деревья Таврического сада; стараюсь разглядеть невидный круглый купол дворца. Что-то там сейчас под ним?
А сегодня привезли туда Сухомлинова. Одну минуту казалось, что его солдаты растерзают…
Протопопов, действительно, явился сам. С ужимочками, играя от страха сумасшедшего. Прямо к Керенскому: «Ваше высокопревосходительство…» Тот на него накричал и приобщил к другим в павильон.
Светлое утро сегодня. И темный вечер.
2 марта, четверг
Сегодня утром все притайно, странно тихо. И погода вдруг сероватая, темная. Пришли два офицера-прапорщи-ка (бывшие студенты). Уж конечно не «черносотенные» офицеры. Но творится что-то нелепое, неудержимое, и они растеряны. Солдаты то арестуют офицеров, то освобождают, очевидно, сами не знают, что нужно делать и чего они хотят. На улице отношение к офицерам явно враждебное.
Только что видели прокламацию Совета с призывом не слушаться думского Комитета.
А в последнем № советских «Известий» (да, теперь это уже не «Совет раб. депутатов», а «Совет рабочих и солдатских депутатов») напечатан весьма странный «приказ по гарнизону № 1». В нем сказано, между прочим, – «слушаться только тех приказов, которые не противоречат приказам Совета рабочих и солдатских депутатов».
Часа в три пришел Руманов из Думы, обезноженный: автомобиль отняли. «Верст по 18 в день делаю». Оптимистичен, но не заражает. Позицию думцев определил очень точно, с наивной прямотой: «Они считают, что власть выпала из рук законных носителей. Они ее подобрали и неподвижно хранят, и передадут новой законной власти, которая должна иметь от старой ниточку преемственности».
Прозрачно-ясно. Вот, чуть исчезла их надежда на Николая II самого, – они стали добиваться его отречения и Алексея с регентством Михаила. Ниточка… если не канат. А не «облеченные» – безвластны.
Сидельцы в Министерском павильоне (много их там) являют художественную картину: Горемыкин с сигарой. Стишинский – задыхающийся. Маклаков