Чаша страдания. Владимир Голяховский
у меня есть интересная новость, но неофициальная, по радио ее не передают. Для усиления армии товарищ Сталин разрешил выпустить из лагерей некоторых осужденных военных командиров. Один из них, генерал Рокоссовский, теперь командует армией и защищает Москву.
Пухлый и добродушный доктор Самойлов закивал головой, тряся мясистыми щеками, заулыбался и радостно проговорил:
– Хорошая новость, очень хорошая новость. Давно пора освободить невинных людей, – но тут же слегка запнулся, быстро глянул на комиссара и добавил: – Товарищ Сталин поступил гениально, как всегда.
Мария обрадовалась и насторожилась: может, и Павла тоже освободят. Она стала с трепетом ждать какой-нибудь вести от Павла или хотя бы про Павла. Но шли месяцы, и ничего не приходило. Впрочем, была еще надежда, что он просто не знал, где они находятся, ведь связи с Москвой были на время прерваны.
Хозяйка дома Александра Ивановна дала им другую комнату, побольше и лучше. Лиля росла на попечении тети Шуры. Она вытянулась, стала более самостоятельной, ходила в больших подшитых валенках через сугробы в школу, а на обратной дороге «отоваривала» хлебные карточки – получала хлеб на маму и на себя. Она сама умела подогреть на плите приготовленную ей еду, приносила со двора охапки дров. Под руководством хозяйки она даже училась растапливать печку наколотыми сухими лучинами и старыми газетами. Хозяйка проверяла каждое ее движение:
– Ты девочка городская, а это дело непростое. Делай внимательно, чтобы не было угара.
Тетя Шура не сразу отнеслась к ней по-доброму, но потом привыкла и полюбила. Единственный ее сын Женя был на фронте, маленьких детей в доме не было. В благополучном доме строителя-десятника хранился запас всего необходимого и даже сверх того, все было припрятано в громадном буфете и в старинных кованых сундуках. В конце дня тетя Шура отпирала нижний ящик буфета и доставала оттуда большую стеклянную банку, наполненную маленькими полосатыми конфетами-подушечками, с повидлом внутри. Лиля стояла рядом, поражалась размеру банки и облизывалась – сладкое она очень любила. Тетя Шура давала ей одну, а немного погодя – и другую. После этого девочка отправлялась спать.
И почти каждый вечер, перед тем как забыться сном, Лиля вдруг стала вспоминать стихи, которые Павел читал ей, когда она была маленькая. Она слышала его голос и интонации и сама себе повторяла их. Это были стихи Пушкина, Лермонтова, Блока, Тютчева, Светлова. Все еще не понимая многих слов, она помнила их наизусть и сама себе декламировала. Как-то раз Мария услышала эту декламацию.
– Знаешь, приходи после школы к нам в госпиталь читать стихи раненым. Они будут тебе рады, им скучно в госпитале. Только не пугайся их вида и не показывай им своего испуга. Обещаешь?
И вот Лиля стала ходить в госпитальные палаты, осторожно пробираясь между тесно составленными кроватями. В тусклом свете маленьких лампочек раненые с интересом следили за девочкой с косичками.