Пена 2. Николай Захаров
он и куда следует бежать из этого рева. Попытался даже вскочить на ноги, но тело отказалось слушаться, будто вросло в почву. А рев вдруг прекратившись, сменился на шипение, монотонное и звучащее зловеще прямо перед ним. Ленька присмотрелся и увидел, что сидит по-прежнему на берегу речном, на траве… и воду увидел блестящую и покрытую рябью. Вода плескалась и, набегая на берег, с шипеньем оставляла на его кромке пену серовато-багряную. Набегала и, увеличив количество, отползала, чтобы снова набежать, плеснуться и добавить количество. А пена, увеличиваясь, пузырилась и медленно ползла вверх по берегу, к ногам Леньки. Наползала на траву, покрывая ее и растворяя, ползла дальше. "Как электролит все равно",– сравнил Ленька и, принюхавшись, почувствовал вонь. Пахло тухлым яйцом и гнильем. А пена наползала, медленно, но неотвратимо приближаясь к его ступням, босым и беззащитным. "Доползет и будет больно",– подумал Ленька, впадая в панику и пытаясь отдернуть ноги. А пена наливалась багрянцем и гудронной чернотой, завораживая и плюясь черными брызгами уже в метре от них.
"Что это?!"– заорал Ленька и услышал голос, спокойный и ласковый.
– Это пена, внучек.
– Зачем? За что?– спросил Ленька, пытаясь вспомнить, где он уже слышал этот голос.
– Для твоего вразумления,– ответил голос.
– Это же кислота. Какое вразумление? Я не успею ничего понять. Я умру,– заорал опять Ленька, отдергивая ступни от коснувшейся их пены.
– Это твоя пена,– ответил голос.
– Моя? Зачем она мне?– не понял Ленька.
– Не нужна?– спросил голос.
– Нет,– ответил Ленька и вспомнил, кому принадлежит голос.– Прасковья Сафроновна, помогите,– взмолился он.
– Узнал, внучек?– голос прозвучал с искренней радостью.
– Узнал. Почему я здесь? Почему чернота? Почему пена эта ядовитая?– Ленька опять отдернул ступни и, прижав колени к подбородку, попытался отодвинуться безуспешно, назад
– Здесь все ТВОЕ и в Воле твоей,– ответила Сафроновна.– "Отче наш" выучил?– спросила она, сделав паузу.
– Выучил,– обрадовался Ленька и затарахтел танковым движком.– Отче наш, иже еси на небеси. Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…
– Не части,– перебила его Сафроновна и Ленька продолжил чтение молитвы, более спокойным голосом. -… Но избави нас от Лукавага. Аминь,– закончил он, уже совершенно успокоившись и перекрестившись, понял, что имела в виду Сафроновна, когда сказала, что ПЕНА эта – ЕГО.
– Моя? Вот такая ядовитая? Не-е-ет. Такая, мне не нужна. Не хочу такую. Моя Пена – чистая и белоснежная. Моя не сжигает, моя моет. Мыльная у меня Пена и безвредная,– заявил он и, плюнув в сторону гудронных пузырей, перекрестил их решительно, будто зачеркивая неудачный рисунок. Зачеркнутая пена замерла и посерела, отступив назад и, Ленька произнес, воодушевляясь:
– Моя? Моя прозрачная, не опасная,– и пена, выбелившись, отползла еще на метр и еще, оставляя после себя траву зеленую в искорках росы. Ленька вскочил на ноги и заорал радостно, вскидывая