Охотный Ряд и Моховая. Прогулки под стенами Кремля. Александр Васькин
стерляжьей ухи, самолучшим поросенком под хреном» и бутылкой «шипучего-донского», то есть шампанского. Надо ли говорить, что «уха, поросенок и жареный цыпленок оказались превосходными».
А вот бывший студент университета, закончивший юридический факультет в 1842 году, и замечательный поэт Аполлон Александрович Григорьев (1822–1864) любил выпить у Печкина коньяку. Это было в тот период, когда Григорьев увлекся славянофильством и, состоя под большим влиянием Алексея Хомякова, строго соблюдал пост. Как-то в одно из воскресений Великого поста он пришел в трактир, увидев за одним из столов приятеля и коллегу, критика Алексея Галахова. Узнав, что Галахов заказал кофе со сливками, Григорьев последовал его примеру. Но когда половой принес кофе, Григорьев, вспомнив про постный день, отказался употребить его, прежде всего по причине наличия сливок, пить которые было грех. И тогда поэт заказал себе… большой графин коньяка. На изумленный взгляд Галахова Григорьев невозмутимо ответил: «Зане в святцах на это вино разрешается». Зане – устаревшее уже к тому времени старославянское слово, означавшее «ибо». Григорьев повторял его без всякого повода.
Один из современников назвал Григорьева в эпиграмме «бесталанным горемыкой». Это было и правдой, и нет. С одной стороны, он был очень талантлив и как критик, и в качестве поэта и, по свидетельству Галахова, «не даром носил имя Аполлона, знал несколько иностранных языков, искусно владел игрою на фортепьяно и очень походил лицом на Шиллера». С другой стороны, Григорьеву всю его короткую жизнь (42 года) как бы не сиделось на одном месте. Уроженец Москвы, после университета он ни с того ни сего сорвался в Петербург, затем вернулся в Первопрестольную. В конце жизни вдруг уезжает в Оренбург, а умирает в Петербурге от запоя. Он и книгу-то свою назвал «Мои литературные и нравственные скитальчества».
Всякого рода литераторам в трактире Печкина было будто медом намазано. Таланту они могли быть разного, но обеденный стол уравнивал всех. Забытый ныне поэт Александр Аммосов, подозреваемый в причастности к писаниям Козьмы Пруткова, сочинил за трактирным столом шутливое стихотворение «Мысль московского публициста»:
Какие времена! то Виллафранкский мир,
То смерть Булгарина, то взятие Шамиля!..
Нет! не пойду я слушать водевиля —
Отправлюсь к Печкину в трактир!
Судя по упомянутым в стишке событиям, сочинен он не ранее 1859 года.
Богатым ли человеком был Печкин, заведению которого отдавали предпочтение даже перед театральными представлениями? Судя по найденным данным, не очень. Как рассказывает «Московская памятная книжка, или Адрес-календарь жителей Москвы на 1869 год», являющаяся ныне библиографической редкостью и представляющая собой солидный фолиант в 1160 страниц, Иван Печкин не скопил деньжат даже на собственный дом. Во второй части упомянутой книги, на странице 422, узнаем, что Иван Семенович хоть и перешел из 3-й во 2-ю гильдию купцов, но живет уже не на Тверской,