Воспоминания в двух книгах. Александр Михайлович Романов
всегда примером для своих товарищей. Это равенство в обращении мне очень нравилось. Я учился легко. Мое непреодолимое влечение к морю усиливалось с каждым днем. Я проводил на вахте все часы, назначенные нашей смене, находя лишь приятным провести четыре часа в обществе мальчиков, ставших моими друзьями, в непосредственной близости моря, которое катило свои волны в таинственные страны моих сновидений.
Мне никогда не разрешали сходить на берег без моего воспитателя, так как матушка дала строжайшие инструкции относительно сбережения моей нравственности. Мне очень часто хотелось удрать от него и последовать за моими друзьями в те таинственные места, откуда они возвращались на рассвете, пахнущие вином, с запасом впечатлений о своих похождениях.
– Как вы провели увольнительную? – спрашивали они меня с многозначительной улыбкой.
– Очень скромно. Просто погулял с воспитателем.
– Бедняга! Мы провели время гораздо лучше. Если бы вы знали, где мы были!
Но интересоваться, где они были, – мне было также строго запрещено. Адмирал строжайше воспретил кадетам употреблять в моем присутствии «дурные слова» или же описывать соблазнительные сцены. Но мне было тогда шестнадцать лет, и природа наделила меня пылким воображением.
В течение трех месяцев мы крейсировали вдоль берегов Финляндии и Швеции. Затем мы получили приказ принять участие в императорском смотру, и это вознаграждало меня за все мои усилия. Я несказанно радовался случаю предстать в роли моряка пред государем, государыней и моими друзьями: Ники и Жоржем. Они прибыли к нам на крейсер с большой свитой, среди которой были великий князь Алексей Александрович – морской министр и будущий непримиримый противник моих реформ во флоте. Стоя в строю на своем месте, я с благодарностью смотрел на государя. Он улыбнулся: ему было приятно видеть меня здоровым и возмужавшим. За завтраком Ники и Жорж, затаив дыхание, слушали мои бесконечные рассказы о флотской жизни. Поклоны, переданные ими от моих старших братьев, которые служили в гвардии, оставили меня равнодушным. Я жалел несчастных мальчиков, запертых в стенах душной столицы. Если бы они только знали, что потеряли, отказавшись от карьеры моряков!
4
Так провел я четыре года, чередуя свое пребывание между Михайловским дворцом в С.-Петербурге и крейсерами Балтийского флота. В сентябре 1885 г. в газетах было объявлено о моем производстве в чин мичмана флота. К большому удивлению моего воспитателя, я получил высшие отметки на экзаменах по всем предметам, за исключением судостроительства; я до сих пор не вижу смысла в желании делать из моряков военного флота инженеров-судостроителей. Поэтому я не был особенно огорчен своим скромным баллом по судостроению.
Наконец, я был предоставлен сам себе. Впервые в жизни я не смотрел на свет Божий глазами воспитателей и наставников. Однако матушка все еще продолжала считать меня ребенком, хотя самый значительный день в жизни великого князя – день его совершеннолетия – приближался.
Первого апреля 1886 года