Убить Гертруду. Александр Фирсов
дружелюбно взмахом руки очертила направо:
– Поднимайся, там уже один из ваших сидит, беспрерывно занимается, один!
Он решился подняться по лестнице, схожей с подъездной, не спеша, считая ступени, прошел первый пролет, увидел перед вторым пролетом площадку, откуда просматривался скромный зал с зеркалами для юных танцовщиц. Не заглядывая, поднялся выше и через пару схожих пролетов уже входил на самый верхний этаж, кстати, темный и тревожный, без признаков освещения. Почему в таких заведениях на самом верху повсеместно не горит свет, это никому непонятно. На площадке прорисована одна дверца, будто из сказки Буратино, и ведет она в кабинет администратора, а дальше уже идет деревянная лесенка, мансардная, на дополнительный этаж, похоже, достроенный для персонажей Карабаса Барабаса. Деревянная лесенка одним шажком упирается в дверь, за которой упрятан настоящий зал для репетиций духового оркестра. Репетиторий! Антон остановился возле этой двери и невольно стал прислушиваться к звукам, которые доносились сквозь ее тщедушную фанеру Собственно, дальше нужно было бы войти, но некоторое время он пребывал в странном оцепенении, будто следующий решительный шаг выкинет его в некое неведомое и опасное инобытие.
«Стою… Почему стою? Что мне мешает войти? – спрашивал Антона его неуверенный ум и сам отвечал: – Слушаю звуки… – Не прибегай к отговорке. – А ты не толкайся, успеем!» – и беседа с самим собой вызывала у него облегченную улыбку.
– На чем, на чем там играют, за дверью, гобое или английском рожке? У них тембр очень похожий…
– Да что со мной?.. – Всего лишь потянуть дверь за ручку и войти.
Неужели я не отгадаю? Нет, надо приложить ухо к двери, надо еще раз хорошенько прислушаться.
Предчувствие, томящее своим немеряным колодцем, куда улетали, слабея, и возвращались навстречу мысли и звуки, зацепило где-то в области диафрагмы. Антон не раз мысленно нырял в этот колодец, заведомо зная, что нет у него ни конца, ни начала, нет чистого защитного пространства, подсказки, с которой можно и нужно было продвигаться вперед. Вот и здесь он стоит и судорожно ищет причины, которые могли бы его оправдать за робость на ровном месте…
Он так бы и держался один в полутьме коридора, сгорбившись на деревянной лесенке с низким потолком для марионеток. Но всё-таки попытался чуть продвинуться вперед и еще сильней согнулся. Зато удалось приложить ухо к двери, послужившей наушником, и напряженно вслушаться.
Долетал звук неровный, не в меру колеблющийся. Низкие ноты постоянно срывались, было понятно, что музыкант не дотягивает длинную ноту и рассыпает звучание. Выдох обрывался придавленным визгом, а он берет и берет инструмент в зубы и продолжает играть, уже в другой октаве, повыше, в надежде исправить положение, но и там звук долго не тянется, нота срывается в более высоком тембре. Слышно, как воздух колеблет звуковой невроз, кто-то одиноко закипает от неудач. Если бы еще кто