Сказки бабки Медэи. Сказки для взрослых. Часть вторая. «Огненная». Медэя Макаровна
своему дару оракульскому, всем, чем смог, ей помог.
Напоследок, сообщив ей, – свидятся они, коли по крутому витку ее жизнь пойдет да по жёсткому сценарию ее судьба понесет.
Наказав и впредь слушать сердце свое, чувствам верить, во всех делах да начинаниях, отправил в страну дальнюю, в Муравию.
И теперь задача насущная, неразрешимая, как с ним сызнова связаться, состыковаться.
И Домовой то тут вовсе не помощник, в том высокогорье, не живёт ни один пещерник.
Родовой страдают фобией, высоты боятся до обмороков, до одури.
По доброй воле, да в охотку высоко в горы ни за что их не загонишь.
Ты хоть злато им сули, хоть серебром дразни.
Надо ход другой искать, иной выход выдумать.
С теми мыслями, да кое-как в дрёму провалилась, вся измучилася, извертелася, искрутилася.
2. Леснушка
Раным-ранехонько, да спозараночку, идёт Лучник, да вразвалочку, глядь, а Василиска не одна.
Под бочком, рядочком котяра-бес свернулся клубочком.
Подивился молодец слегка, тоска по дому для Бесёнка – ой как не легка, не ходил Бесёк далёко от родимого порога.
А Василиска то молодица-умница, выносливая, не жалуется, не куньдится. Терпит, все лишения походные выносит стойко, с трудностями справляется бойко.
Собранная вся, да на результат нацеленная. Зауважал он ее ещё пуще прежнего. Дорогой тяжёлой, запыленной лоск весь царский с нее сошел, но диво дивное, – она и в мужском одеянии чудо как хороша, да соблазнительна.
Если б не Зазнобушка его, уже весь в плен к ней сдался б, не постеснялся. Но Зазноба то его крепкими узлами завязала, к себе прочно привязала.
За версту видать, Василискину стать, дух у нее боевой, смелостью наделена, резвостью отмечена.
С такой напарницей – надёжней, можно ехать хоть куда, хоть в разведку, хоть к черту на рога.
А Бес все возле них вертится, все под ногами крутится, ясно всем даёт понять, с собой придётся брать.
Наспех поели, собрались да дальше помчались. Благо в дороге без еды не оставались, Лучник свое дело знал, знай себе всю дорогу, рябчиков стрелял.
Вот выехали они в чисто поле, широкое раздолье. Вокруг ни души, ни звука.
Зверь никакой не пробежит, мышка не пикнет, птичка не чирикнет.
Тишина гробовая стоит, молчание мертвецкое висит.
Бес шипит тревожно, хвостом бьёт, головой по сторонам крутит, беду чует.
Потемнело вдруг небо голубое, налетела туча черная, клубящаяся, да шевелящаяся.
Набросились тут на них птицы злобные, карги лютые, с клювами стальными, когтями железными.
Стали их острыми клювами клевать, длинными когтями рвать.
Лучник свалил десятка два, но куда уж их там тьма!
Коней пришпорили, вдали лесок виднеется, поскакали туда что есть мочи, там то от птиц обезумевших и укроются.
С разбегу, да во весь опор врезались то они в лес тот, птицы тут же и отстали.
А лесок