Рукопись русского. Книга вторая. Буча. Елена & Михаил Крамер
/p>
БУЧА
От автора
Одни читатели могут упрекнуть меня в излишней документальности изложения; другие, наоборот, – что я отдаю предпочтение более художественному вымыслу, нежели историческим фактам. И те, и другие будут правы…
Делай, что должно, – и пусть будет, что будет…
Сновидение никогда не занимается пустяками; мы не позволяем, чтобы мелочи тревожили нас во сне.
Броня у бэтера теплая.
Случалось, коснешься железа рукою, отнимешь, а ладонь вся черная от пыли.
Пыль эта, словно одежда – как пальтишко демисезонное. Дождь прольется, – голый станет бэтер, чистый до неприличия, беззащитный, будто солдат первогодок в батальонной бане. Старшину своего со «срочной» вспомнишь. Старшина в бане раздает казенные полотенца и стройным матерком поторапливает синеголовых новобранцев. Пацанва толпится в узком коридоре, мальчишеские зады костистые, худые.
Голос у бэтера хрипатый.
Забьется внутри движок: сначала рявкнет, чихнет – словно простуженный, потом заурчит ровно. Самое время прислониться щекой к гладкому пыльному железу и закрыть глаза. В голове зашумит, и пробежит дрожь по телу. Желтый от чая и табака язык бормочет сам по себе негромко, еле-еле, шепотом: «Родимый, шуми, рычи, только не замолкай, тряси голову мою, только не замолкай!» На жаре мучают всякие мысли, начинаешь говорить с железной машиной, как с человеком.
Бывает, об отце подумаешь.
Отец всегда придержит сына на повороте, на крутом спуске поймает за ворот, поможет если что. Отец уму разуму учит: «Вот вырастишь большим и на войну попадешь, там в тебя стрелять будут, убивать тебя по всякому станут, а у тебя ножки слабые, ручки хилые. Побьют тебя!»
Мальчишке грустно. Смотрит он на огромную тарелку с манной кашей. Страшно мальчишке, думает: «Папке хорошо! Он во-он какой большущий и сильный. Всякие там враги сразу сбегут, ружья побросают, если папка на них воевать пойдет».
Думает мальчишка и кашу ест – сил набирается…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
буча – шумный переполох, суматоха.
…
Идут караваны по Чечне, гудят восьмиколесные бэтеры. На бэтерах десант. Рыжее задиристое солнце играет в зеркалах, зайчиками скачет по бортам грузовиков, пузатым бокам бензовозов.
Щурятся водители.
Ранней кавказской весной снег по равнине еще в феврале стаял и остался лежать в горах: в буковых рощах Шатоя, по Веденским тропам, уводящим путника в заснеженные селения Дагестана, на заставах Итумкалинского погранотряда, древних развалинах города мертвых – Тусхороя.
К апрелю на равнине уж зелено.
Идут колонны.
И еще раньше, когда на дорогах, разбитых гусеницами, артобстрелами, весенней распутицей, воют с ночи голодные собаки, появляются по обочинам солдаты. Идут. Глядят по сторонам: в руках у каждого длинный щуп, на голове каска, автомат за спиной.
Саперы. Вот прошли мост через Сунжу и свернули у Дома пионеров к разрушенной мечети. Дальше перекресток на Первомайскую улицу.
Бу-уххх! Громыхнуло. Взметнулся к небу черный гриб.
И на следующий день пойдут саперы этим маршрутом. А через неделю появится в Грозном еще один сваренный из стальных трубок крест и надпись на изорванной взрывом жестянке: « Здесь погиб простой русский парень. Помяните его, люди добрые».
Шагает по Грозному сапер Иван Знамов, легко идет.
Вон песчаный бугорок. Иван поворошил щупом – чисто. Останавливаться ему ни-ни. Вторым номером Иван работает. Первые номера утопали далеко – догонять нужно. За Иваном идут остальные – вся колонна инженерной разведки.
Крикнул взводный: «Торопись, мужики!»
Иван в ответ зыркнул зеленым навыкате. Глаза у него большие, но некрасивые – злые как у волка, ресницы, словно пеплом присыпанные. Смотрит Иван перед собой на мир, смотрит, не моргая; губы жмет плотно, вытягивает в нитку, – желваки двумя кобелями цепными рвутся наружу.
Иван первым делом, как возвращается инженерная разведка в комендатуру, умывается, горло поласкает. Вода пахнет нефтью, мыльная пена серыми разводами остается на полотенце. Трет себя Иван ладонью, по стриженой голове, бережно так трет, начинает с самой макушки: сначала ведет медленно по верху, по кончикам колючих и коротких волос-ежиков, а потом с силой и злостью кидает руку вниз – так, словно смахивает с лица назойливые капли. Подбородок вскидывается вверх, шея вытягивается тонко, жилисто, беззащитно, оголяя синие вздувшиеся вены.
Урчит бэтер.
Справный солдат Иван Знамов. Все у него ладно: и форма подбита по росту, и оружие выверено по-правилам. Ботинки начищены до блеска, будто не по грозненским развалинам, а на парад идти.