Рукопись русского. Книга вторая. Буча. Елена & Михаил Крамер
«двухсотых». Буча прикрыл синюшное Петькино лицо солдатской шапкой; шнурки на ушанке развязались: одно серо-зеленое шерстяное ухо оттопырилось, и черная веревочка, измусоленная Петькиными пальцами, беспомощно болталась из стороны в сторону. Ветер принес колючие снежинки. Они таяли на Бучиных щеках, превращаясь в капельки: стекали к подбородку и с треугольного кончика его улетали вниз в землю.
За неделю снайпер из нейтральной полосы убил еще троих.
Данилин сидел в палатке на пустом снарядном ящике, водил фонариком по карте минных полей. Рядом горбился Буча.
– Да пройду я, тащстинант. Ночью. Духи забздят двигаться ночью. Вы минометчикам скажите, пусть с полчаса покидают.
– Не учи меня, Знамов, я сам знаю, что кому сказать. Не дойдешь ты один.
Совсем охрип Иван на ветру, засипел старлею на ухо:
– Да вы меня тока отпустите. Я его вычислю. Я наблюдал. Он с того заводика работает. Он терпеливый, может полдня выцеливать, а потом сразу в дамки. Пустите, тащстинант. Не дух это. Духи так не стреляют, они валенки в стрельбе. Им понты дороже. Этот профи, наемник. Я слышал про таких.
В палатке дымно, но тепло – коптит худая труба у печи. Иван закашлялся. Рядом, на деревянном настиле среди ящиков и бушлатов захрипели, заворочались.
– Не гомони, людей разбудишь. Ну, ладно. Пойдешь вот здесь, – Данилин посветил на карту. – Смотри, здесь и здесь два минных поля, между ними проход полтора метра.
Они сидели долго. Пока, наконец, не определились с деталями: Калюжный был убит сегодня, значит, стрелок после удачного выстрела переждет сутки, двое. В вечер нынче, чтоб уж наверняка, Буча и решил ползти на нейтральную сторону.
До темна шел снег. К ночи ударил минус, землистый пластилин прихватило, приморозило. Иван попробовал – продавил сапогом тонкий грязевой наст. Захрустел ледок. Данилин протянул ему фляжку.
– На. Спирт. Буймистрова.
– Спасибо, товарищ старший лейтенант. Да вы не волнуйтесь, срастется.
Черно в степи. Дождаться бы луны, – она по морозцу проглянется не позднее как к полуночи, – тогда и ползти через минные поля будет веселее. Весело, да опасно по светлому, по темну бы лучше. Мины те сам Иван и ставил, каждый кустик ему там знаком.
Данилин торопит.
– Давай, пошел. Сейчас луна вылезет, ты как на ладони будешь. Мы пошумим, как договаривались. Я тебе трассерами ориентир обозначу, зажигательными. Прямо на заводик и выползешь.
Иван кинулся через бруствер в черноту.
Метров сто он прополз без опаски, – здесь своя территория; колышек нащупал – его, сам втыкал. Значит, полметра влево первая «озеэмка». Данилинские саперы ставили мины на неизвлекаемость: растяжками закидали глинозем – крыса не проползет.
Ждал Иван, когда свои начнут стрелять, но когда стрельнули, ахнули разным калибром, инстинктивно ткнулся лицом в подмерзшую грязь, содрал кожу с носа. Поднял Иван голову, смотрит, куда летят трассеры. Красота – оранжевые стрелы мечутся над степью. Лучше взводного