Жиган. Сергей Зверев
злобные взгляды. Кисель, очухавшись, подполз к Шкету и принялся приводить его в чувство.
– Слышь, ты живой, а?
Кисель начал трясти его за плечи. Наконец Шкет открыл глаза. Его испачканное кровью лицо тут же скривилось от боли.
– Где эта сука? – просипел он, шаря рукой вокруг себя по полу.
– Ты чего? – обалдело спросил Кисель.
Шкет выдернул у него из-под ноги заточенный черенок ложки и попытался встать.
– Ты че, ты че? – перепуганно воскликнул Кисель и вырвал оружие из рук приятеля.
Он отшвырнул железку в сторону, несмотря на то что Шкет дергался и хныкал:
– Я его все равно подпишу. Он у меня еще…
– Заткнись, придурок. Ты что, не видишь, он же… ломом опоясанный.
Кисель расстегнул у себя рубашку, оторвал кусок ткани и сложил тряпку наподобие салфетки.
– Дай сюда рыло.
Шкет неохотно подчинился. Кисель приложил тряпку к его кровоточащему опухшему носу, пару раз промокнул кровь, потом сказал:
– Держи сам.
– Долго держать?
– Долго, пока не скажу.
– Может, сначала в воде помочить?
– Ты еще скажи – поссать, – обозлился Кисель. – Держи, пока не скажу, что можно снять.
– Можешь сразу холодной водой намочить, – сказал Константин. – Опухоль быстрей сойдет.
Обитатели камеры посмотрели на Панфилова с таким видом, как будто перед ними был Иисус Христос. Даже Сирота поднял голову, чтобы бросить на ломом опоясанного полный муки и ненависти взгляд.
Люська раскрыл рот, попытавшись что-то сказать. Но, глянув на Карзубого, мгновенно передумал.
Кисель оторвал еще один кусок ткани от рубашки, подошел к крану в углу возле параши, намочил тряпку водой и вернулся к Шкету.
– На, приложи, – сказал он.
Шкет поменял тряпицу. Кровь из переносицы течь почти перестала. Физиономия была покрыта подсохшими красновато-бурыми пятнами.
В коридоре за металлической дверью послышались шаги. Люська тут же засуетился.
– Я знаю, это подавала идет! – обрадованно воскликнул он.
Подавалой на тюремном жаргоне называется доктор.
– Он поможет, я не зря стучал.
Послышался звук поворачиваемого в замке ключа, распахнулась дверь. На пороге стояли два конвоира.
– Панфилов, на выход.
А вот этого никто, в том числе и Константин, не ждал. Дело-то шло к вечеру.
– В чем дело? – спросил он, опуская ноги на пол.
– На допрос, к следователю, – рявкнул вертухай.
– Какой допрос? Поздно уже.
– Молчать! Руки за спину, на выход!
Надев куртку, Константин привычно сложил руки за спиной и вышел из камеры. Допрос так допрос, выбирать не приходится.
После того как дверь за спиной захлопнулась, камера наполнилась разговорами.
– У, сука, – прошипел Шкет, – я ему этого не прощу. На блатного руку поднял.
– Сиди ты, – мрачно протянул Кисель, – это же псих, он тебе враз шею сломает.
– Ни