Мечта империи. Роман Буревой
пороге стоял Котта.
– Ты догнал его? – спросила Марция, уже заранее зная ответ.
Котта отрицательно покачал головой. Тогда Марция схватила молоток и швырнула им в нерадивого прислужника. Но Котта ожидал вспышки гнева и вовремя скрылся за дверью. Молоток ударил в дверь и выбил узорную решетку. Цезарь испуганно вскрикнул, будто Марция метила в него.
Большая гладиаторская школа возле амфитеатра Флавиев давно уже не принимала новых учеников. В маленьких каморках без окон, освещавшихся лишь через двери, что выходили в окруженный колоннадой двор, теперь при искусственном свете располагались музейные экспонаты. Перегородки между комнатками снесли, убрали гладиаторские ложа, так что вокруг арены образовалась галерея, где были выставлено старинное оружие, картины, изображавшие сражения гладиаторов и травлю, скульптуры, мозаики, геммы. На огромном полотне в золотой раме высились горы пронзенных стрелами львов, леопардов, медведей, страусов, носорогов. Среди этой кровавой мешанины деловито сновали люди, забрызганные кровью. Картина была написана столь натурально, что у зрителей невольно подкатывала к горлу тошнота. Детей обычно не водили к этой картине. Она висела здесь уже многие годы, трижды реставрируемая (дважды меняли попорченный временем холст) немым укором прежним нравам, прежней жестокости, беспощадности и равнодушию, когда за один день на арене могло быть уничтожено несколько сотен животных. Именно после ее показа на большой осенней пинакотеке в Риме была запрещена травля зверей. Защитники животных расхаживали с копиями в руках и скандировали: «Спасем наших братьев, носящих шкуры!» В тот год вместо бестиариев, убивающих четвероногих тварей, на арену вышли бестиарии-дрессировщики. Отныне тигры и львы прыгали через горящие кольца и потешали публику прочими почти человечьими хитростями. Их показывали в Колизее в те дни, когда не было игр, или в перерывах между боями. Эти представления назывались детскими. Удивительно, сколь гуманным стал мир за каких-нибудь шестьсот лет. А между тем последние «смертельные» игры устраивались всего лишь восемьдесят лет назад. Смотреть, как гибнут люди, почему-то не считалось аморальным. Поединки прекратили по другой причине. Убийца одержал победу на арене и вышел на свободу, после чего он вырезал целую семью. Тогда «смертельные» игры наконец запретили. В одной из комнат музея этому событию посвящен целый стенд. Чуть меньше, чем восстанию Спартака. Историки, начиная с Плутарха, придали фракийскому гладиатору романтический ореол борца за свободу. Этот образ так утвердился и окаменел, что развенчать его уже не под силу никому, хотя недавно вышедший библион Макрина живописал зверства, творимые восставшими рабами, с тошнотворными подробностями. Но даже Макрин не посмел представить Спартака зверем.
В Новый храм Счастья [62] нельзя было попасть, не пройдя музейный комплекс Большой школы.
Некто без устали напоминал гладиатором, что их предшественники проливали кровь на арене всего лишь ради чьей-то прихоти, исполняя одно-единственное жел�
В Древнем Риме храм Счастья стоял на Велабре (площадь между Капитолием и Палатином), к северу от Бычьего форума, сгорел и не был восстановлен.