Он убил меня под Луанг-Прабангом. Ненаписанные романы. Юлиан Семенов
долго стояла возле калитки, глядя ему вслед, и он то и дело оборачивался, и в нем все пело, и идти ему тогда было невозможно легко – как после хороших трех раундов. Только после хороших трех раундов с товарищем, после горячего душа и жесткого полотенца в нем появлялось раньше такое ощущение.
Счастливая горечь первой недолгой разлуки с ней потом прошла, разлуки стали их бытом, а вот горький запах жженых листьев остался в нем, как символ недолгого счастья, и тишины, и любви.
– Очень скользкая дорога, – сказала Надя. – Будь осторожен.
– Да ладно, – сказал он, – ты смотри, какое море!
Он резко перевел рычаг переключения скоростей, и рычаг остался у него в руке – хороший, видно, металл поставили на заводе, черт их дери! Машина заскользила вниз по горной дороге. Она была сейчас неуправляемой и скользила быстро.
– Правь, родной, правь! – прошептала Надя и стала бледной и пальцы поднесла к щекам. Она всегда подносила свои длинные пальцы к щекам, когда пугалась, или когда он обижал ее, или если она смущалась чего-то. Руки ее не потянулись к дверце, нет. Она сидела возле, повторяя все время как заклинание:
– Правь, Димочка, правь…
А он тихо матерился и не знал, что делать, потому что машину тащило вниз, а метрах в двадцати начинался крутой обрыв. Тогда Степанов зажал в ладони острый огрызок рычага передачи, перевел его на первую скорость, и машина, дрогнув, остановилась.
– Правь, Димочка, правь, – продолжала повторять Надя.
– Чем мне править?! – закричал он тогда. – Что ты болтаешь?!
А она ведь ни разу не потянулась рукой к ручке дверцы…
Все вокруг нас хрупко и непрочно. Зачем мы забываем и об этом? Стекло хрупко? Чушь. Что есть на свете более ломкое, чем человеческие чувствования?
Мы начинаем предавать себя в дни счастья, не замечая этого. Во всяком горе жди радости. Значит, и в счастье должно ждать горя?
– Надо покрутить ручкой, – сказал шофер и засмеялся.
«Веселый парень, – подумал Степанов, – с таким не соскучишься. Тхань был настоящим водителем, а этот еще совсем мальчик».
– Давай ручку, – сказал Ситонг, вылезая из машины.
Шофер долго копался у себя под сиденьем, а потом сказал:
– Нет ручки.
– Чем же я тебе буду крутить? – рассердился Ситонг. – Пальцем, что ли?
Шофер рассмеялся, и Степанов тоже.
– Ничего, – сказал Степанов. – Сейчас мы развернем машину на месте и пустим ее вниз. Она пойдет под гору и заведется со скорости.
Они взмокли, разворачивая машину. Им приходилось удерживать ее над пропастью, но они все-таки ее развернули.
– Садитесь, – сказал шофер, – сейчас заведется. А внизу есть площадка, там можно развернуться. Там большая площадка…
Но они не сели в машину, потому что снова услыхали самолет.
22.13
– Ты заметил, что обостренное чувство совестливой стыдливости у женщины унижает мужчину? – спросил Эд. – Длительно стыдливая женщина может сделать мужчину импотентом.
Билл