Черное колесо. Часть 2. Воспитание чувств, или Сон разума. Генрих Эрлих
ведь пить в общежитиях категорически запрещалось, вплоть до отчисления.
Вот, собственно, и все точки. Можно возвращаться назад и заглянуть, наконец, в общежитие. Первый этаж нежилой, оно и правильно – трудно себе представить, до какой степени дошел бы разврат, если бы в корпус можно было попадать через окно, минуя бдительную вахтёршу, которая к тому же закрывала дверь на засов ровно в час ночи. На этом этаже два больших читальных зала (надо ж всё-таки иногда и учиться, особенно, в сессию) и две больших душевых комнаты, тоже вещь необходимая. Поднимемся на пятый этаж, заглянем в комнату, где проживает Олег Буклиев, № 526, ничем не отличающуюся от остальных тридцати девяти комнат на этаже. Справа от двери стенной шкаф с полками, на которых стоят чемоданы, валяются какие-то скомканные вещи не первой свежести, тут же алюминиевый чайник, пара мятых кастрюль, вылизанная до блеска сковородка, стаканы, тарелки с зелёной виньеткой «Общепит», алюминиевые вилки и ложки явно того же происхождения. Слева – платяной шкаф со свободно висящими вешалками. Между шкафами натянута струна с плотной занавеской, так что внутренность комнаты не видна. А это что такое?! Занавеска ещё и прибита гвоздями по всей высоте к шкафу. Ах да, маленькая хитрость: чтобы попасть в комнату, надо сначала захлопнуть дверь, которая по русской традиции открывается вовнутрь, и только затем откинуть занавеску с неприбитой стороны. В комнате № 526 любили перекинуться в картишки, что, как и выпивка, в общежитии не приветствовалось и влекло те же последствия.
Был такой неприятный случай, когда кто-то забыл закрыть дверь и в самый разгар преферансной пули в дверь ввалились проверяющие. Пока они путались в занавеске, обитатели комнаты не только попрятали карты по карманам, но и успели схватить по учебнику, так что проверяющим открылась почти идиллическая картина: вокруг стола чинно сидят четыре студента, трое уткнулись в учебники, а четвёртый что-то увлечённо пишет ручкой на листке бумаги, наверно, письмо матери. Тем же мерам предосторожности служили и плотные шторы на окне. Вообще-то в общежитии выдавали занавесочки, больничного типа, белые и на треть высоты окна. С ними – как рыбка в аквариуме, на виду у всего соседнего корпуса. А люди попадались очень разные, могли и стукнуть. Опять же солнце с утра, часов с девяти начинает назойливо лезть в комнату, раздражает. А так в комнате царит приятный полумрак, как сейчас.
Комната большая, метров восемнадцать-двадцать. Слева вдоль стены две металлические кровати с высокими спинками и панцирными сетками и справа вдоль стены две такие же кровати, разделённые тумбочками. В центральном проходе достаточно места для уже упомянутого многофункционального стола, четырёх стульев и устанавливаемой на ночь раскладушки классического советского типа – каркас алюминиевый, ложе брезентовое. Раскладушка не убрана, кровати не застелены, всё ясно – спят, лоботрясы! Добропорядочные студенты уже перекурили в перерыве и сидят на втором часе лекции, а эти