По волнам жизни. Том 2. Всеволод Стратонов
вянные избушки людей попроще, победнее.
Деревянные постройки заполняли весь почти город. В центре попадались недурные дома, разукрашенные русской резьбой. Преобладали одноэтажные, но попадались и в два. Крыши обыкновенно ставились высокие, острые.
Каменные дома только изредка попадались и притом по преимуществу казенных учреждений: отделение Государственного банка, реальное училище, женская гимназия, да еще громадное здание винной монополии, – Витте, в качестве министра финансов, широко разбрасывал казенные деньги на постройку винных складов.
Мощеных улиц в городе почти не было. Вымощена была, хотя и плохо, – неровными камнями, небольшая главная торговая артерия, Московская улица; кое-где, однако, уже начинали шоссировать улицы. Тротуаров почти вовсе не было, кроме Московской улицы, да еще редких оазисов. Но во многих местах были устроены деревянные мостки.
Осенью и весною, когда таял снег или лил дождь, улицы Мурома представляли собою нечто невообразимое.
Вообще люди ходили по средине улиц. На местах, где в других городах устраивались тротуары, часто росла трава, и здесь паслись коровы или искала корму домашняя птица.
– Как же это у вас в городе улицы не мощеные?
«Отцы города», все муромские богатеи-купцы, отвечали, сильно окая:
– Ни к чему это. У нас свои лошади есть. Мы не ходим!
«Мы не ходим»… А если кто беден – сам себя вини.
В Муроме старины было немало, но ею не интересовались, мало обращали на нее внимания. Испокон веков дух городского населения был торговый, купеческий. История им – ни к чему. Город в прошлом мало страдал и от татар, и от других политических невзгод – просто купечество откупалось.
Показывали старенькую церковь на берегу Оки, относящуюся к эпохе Иоанна Грозного. Она почти не ремонтировалась, во всяком случае, была сильно запущена. За несколько веков не удосужились к ней хотя бы подход камнями вымостить.
Хранили долгое время, как историческую реликвию, ту лодку, в которой будто бы купеческие сыновья перевозили на веслах через Оку Иоанна Грозного, когда он шел походом на Казань.
Признаков остальной старины я как-то не встречал. Правда, была еще оригинальная старинная живопись в церквах. На одной иконе, поучая истине: «в своем глазу бревна не видишь…», был изображен грешник, у которого из глаза торчало громадное полено.
Но от легенды об Илье-Муромце современным муромцам – или, как они себя теперь величали, муромлянам – отмахнуться было трудно. В полутора верстах от современного Мурома расположено село Карачарово, из которого вышел знаменитый богатырь. На самом краю Карачарова была усадьба, с тенистым парком, известной деятельницы по археологии графини Уваровой.
На полпути к Карачарову был старинный колодезь, о котором ходила легенда, что он возник от удара копытом коня Ильи-Муромца. Деревянная обкладка колодца сильно сгнила, и обвалившиеся ее куски плавали на воде колодца. Возле стояла забытая, ветхая часовенка.
Храмов в Муроме было много, слишком много, по сравнению с количеством населения небольшого уездного города. Некоторые, несомненно, были старые. Жизнь горожан сильно сосредотачивалась своими интересами около церковных дел. Духовенства было очень много, и оно пользовалось в Муроме значительным почетом и влиянием.
И все-таки Муром был красив весною. Утопал в садах, особенно – окраины. Когда расцветали вишни, благоухание неслось по всему городу. Это – известная Владимирская вишня.
Множество соловьев. Поют в садах, во дворах, на улицах, поют, не боясь редких прохожих. Мы ходили иногда в Гофманскую рощу, останавливались в сумерках возле кустов, на которых пели соловьи, и они не пугались, не улетали.
Ока сильно разливалась, заполняла водяной гладью, в несколько верст шириной, противоположный городу берег. На далекое расстояние торчат из воды верхушки деревьев. Зато потом комаров – изобилие порядочное.
В Муроме почти все население – особенно его верхи, купечество, – было между собою сродни. С чужими родниться не любили. Муромляне вообще были большие консерваторы и, вместе с тем, большие патриоты своего города. Часто от них бывало слышно – и этому они сами искренне верили, – что лучшего места, чем их дыра, на свете быть не может.
Было несколько фамилий, которые в городском населении повторялись несчетное число раз. Такими фамилиями были, например: Суздальцевы[1], Зворыкины[2], Мяздриковы, Тагуновы и еще две-три других. Богатыри они были, неладно скроенные да крепко сшитые. Их часто муромляне различали только по кличкам: Зворыкин глухой, или Суздальцев кривой, или Суздальцев у Вознесенья и т. п. Были, разумеется, в городе и другие фамилии, но лишь немного.
На верхах обывателей были купцы – старые, родовитые, тысячелетние купцы. Других профессий они не знали и знать не хотели. Только немногие откалывались и становились врачами, инженерами и пр. Но всегда и везде муромляне крепко держались друг за друга.
Многие
В 1912–1913 гг. членом Муромской городской управы являлся Петр Дмитриевич Сузальцев, торговой депутации – Константин Васильевич Суздальцев, товарищами директора Городского общественного банка – Тимофей Алексеевич и Анатолий Васильевич Суздальцевы, агентом страхового общества «Северное» – Митрофан Алексеевич Суздальцев (см.: Город Муром и Муромский уезд // Календарь и памятная книжка Владимирской губернии на 1913 год. Владимир, 1912. С. 258–263).
Помощником кассира Муромского отделения Государственного банка состоял Павел Иванович Зворыкин, директором Городского общественного банка – Кузьма Алексеевич Зворыкин, председателем Сиротского суда – Сергей Иванович Зворыкин, агентами страховых обществ «Надежда» и «Якорь» – соответственно Владимир Дмитриевич Зворыкин и Николай Васильевич Зворыкин, земским дорожным техником – Александр Владимирович Зворыкин (Там же).