Фатум. Том третий. Меч Вакеро. Андрей Воронов-Оренбургский
быстрее, чем он сказал, и, отыскав в его подсумке коробку с сигарами, протянула ему.
– Прикури, я не смогу…
– Но я… – тушуясь, заикнулась было Тереза, но тут же вжикнула огнивом. Желтые брызги крохотными кометами разлетелись с шипением по сторонам. Смешно вытянув шею, подавшись грудью вперед, она осторожно поднесла затлевшую сигару к спело-красным губам.
– Боишься?
– Я? – она беспечно сделала вдох, и… сухой кашель когтями разодрал ее горло… Сигара упала на пряжку ремня испанца, а из глаз Терезы потекли слезы.
Диего, морщась от боли, растянул губы в улыбке. Поднял сигару, сунул себе в рот, продолжая давиться волной обидного смеха.
Терезе от жгучей неловкости хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не быть посмешищем. Но странно, вместо осуществления своих помыслов она, прокашлявшись, улыбнулась. А Диего, коего минуту назад Тереза хотела «задушить», был совсем и не гадкий, а напротив, всё тот же, именно тот белозубый идальго, вызвавший у нее своей прямой и широкой душой желание быть повсюду с ним рядом.
– По-моему, тебе было одиноко, как и мне? – он с наслаждением затянулся сигарой и чертыхнулся: – Как всегда и всего не хватает!
– Святая Дева, вам ли унывать? Разве что-нибудь есть в вашей жизни, чего вам не хватает, Диего?
– Да… и очень много, – он решительно откинул сигару. – Например, тебя. Кстати, почему ты до сих пор не вышла замуж?
– Жених еще не родился, – она ловко подложила под его голову свернутый валиком каррик.
– А если правда? – он сжал ее пальцы.
– Не за кого было. Луис думал: за кем сила и деньги, тот и всемогущ. Хм! Вот и получил хвост от крысы.
Он прижал к щеке ее теплую ладонь: мягкую и уютную, как сама Тереза.
– Ты не понимаешь, чего ты стоишь…
– А вы знаете, сколько я стою?
Он усмехнулся ее шпильке и поцеловал руку.
Лицо ее осторожно нависло над ним, скрыв небо пенным каскадом волос, и губы прошептали:
– Спасибо…
Пальцы его погрузились в струи волос, охватив ее затылок, притянули к себе. Она, упираясь ладонями о траву, близко-близко склонилась, касаясь грудью его плеча.
Дон попытался разглядеть ее – пустое. Он весь ушел в прикосновения, туманящие сознание… Он ощущал, как ее губы сладко приоткрылись двумя свежими лепестками, и как проснулся и зарычал в нем зверь всепокрывающего желания. Но Тереза уже шептала на ухо:
– Пора уезжать!
Майор не спорил: рана красноречиво напоминала о себе. Поднимаясь, они вспугнули вышедшую к ущелью олениху. Дернув лакированным носом, она стремглав унеслась прочь, немало удивив понуро стоящих лошадей.
Хромая на обе ноги, опираясь на плечи Терезы, майор кое-как доковылял до кареты. Боль кромсала на части. Звуки: хруст гальки, скрип рессор, звон упряжи, – всё так же несло с собой адову муку и застилало огненным мраком глаза. Когда он садился в экипаж,