Снежная роза. Кристина Сергиенко
й я шла медленно, любуясь предпраздничным городом и радуясь, что можно не прятать руки в карманах старенького пальто. Ведь перчатки я, как обычно, забыла.
Близился Излом Зимы. Город оживал, стряхивал с себя зимнюю спячку. Узкие улочки заполоняли люди с бумажными свёртками разной величины. Двери магазинов украшали еловые ветки. На углу юноша, должно быть, ещё студент или самоучка ловко жонглировал огненными шарами. Рядом с ним уличный обманщик быстро тасовал плошки с горошиной, облапошивая очередного простофилю.
Отовсюду слышался смех, возмущённые или восторженные возгласы. Только мне было не до веселья. Раньше, когда ещё был жив отец, я тоже любила этот праздник, сопровождающийся непременно еловым запахом, ожиданием подарков и чуда. Наша кухарка по такому поводу запекала гуся и яблоки в карамели, а я днями напролёт с ребятами каталась с горок и на замёрзшем пруду. Но это осталось в прошлом. Сейчас всё, что у меня есть, это жалкая горстка монет на счету в банке, и той я смогу воспользоваться лишь в мае, когда стану совершеннолетней. Но этого должно хватить на первый год обучения в Академии, на второй я надеюсь заработать сама.
Вспомнив про Академию, я коснулась острой грани одного из небольших кристаллов, покоящихся на дне кармана. Ради них я сегодня сбежала из дома, а теперь спешила обратно, чтобы довести работу над артефактом до конца. Мне оставалось пройти меньше половины пути, когда послышался испуганный крик:
– Чудовище! Чудовище едет!
Так в наших краях звали герцога. Он не был чудовищем в прямом смысле этого слова, никакой шерсти, клыков или когтей. Если, конечно, верить слухам. Ведь сам герцог в городе никогда не показывался, а те редкие «счастливчики», что бывали на его балах и приёмах, как и слуги, предпочитали молчать. Но для всеобщего страха хватало и слухов. Горожане тут же бросились врассыпную, словно высыпавшийся из прохудившегося мешка горох. Огненные шары упали, рассыпаясь о брусчатку снопом искр. Кто-то в спешке снёс деревянный короб с плошками, другой наступил на одну из них, но никому уже не было до этого дела, включая их хозяина.
Я вздрогнула и обернулась. Чёрная лакированная карета, запряжённая двойкой белоснежных лошадей, стремительно приближалась. Слишком быстро. Так что я сразу поняла – сбежать не получится, но всё равно метнулась к ближайшему магазину, дёрнула за ручку. Раз. Ещё один. Но дверь оказалась заперта. Времени на побег не оставалось, и я решила затаиться, замерла, вжимаясь в угол и надеясь, что не привлеку внимание. Что герцог, если в карете действительно он, не посмотрит на бедную девушку в старом пальто, из которого она выросла ещё в прошлом году. Да и платье моё, и сапоги со шляпкой были не лучше.
Впрочем, разглядеть всё это в вечернем сумраке было бы не так уж просто. Хоть газовый фонарь располагался всего в нескольких метрах от меня.
– Ваша светлость!
Неожиданно к карете, наперерез коням, бросилась женщина, таща за собой простоволосую девицу. Девица упиралась, плакала и скулила от страха, словно собачонка, но женщина лишь злобно цыкала на неё.
Только чудом они не угодили под копыта взвившимся на дыбы лошадям, которых успел придержать кучер.
– Куда лезешь, дура?! – взревел он, замахиваясь хлыстом. – Жить надоело?
Но женщина даже не посмотрела в его сторону.
– Ваша светлость, – повторила она, бросаясь перед каретой на колени. – Я знаю о вашей проблеме и хочу предложить свою дочь. Всего за двадцать эрке1.
Я зажала рот, чтобы не закричать от ужаса. На эти деньги можно было безбедно прожить несколько месяцев. Большие деньги. Но… Как она может? Продать дочь Чудовищу! Ведь все знают, что ни одна из его невест не покинула замок. За неполные двадцать лет герцог был помолвлен двенадцать раз, но ни одна из девушек так и не стала его женой. Говорили, что этих бедняжек он выкупил у родственников с разрешения короля. И что все двенадцать были «выпиты» им и похоронены где-то на обширных землях рядом с замком. И это были официальные невесты, о них знало всё герцогство. Что же ждёт ту, которую продадут, словно лошадь? Об этом я не хотела даже думать.
Улица была настолько узкой, что из своего убежища мне была хорошо видна карета. И я легко смогла разглядеть родовой герб герцога, изображённый на дверце: грифон на фоне снежных горных вершин. Вздрогнула, когда шторка на окне отодвинулась в сторону. Нужно было отвернуться или хотя бы опустить взгляд. Вдруг бы он заметил меня? Но другая, более смелая часть меня, хотела увидеть подтверждение или опровержение слухам.
Говорили, что герцог был таким не всегда. Что что-то ужасное случилось на балу в его замке много лет назад. И что это вынудило его стать затворником. Что теперь он похож на ледяную статую, белую и холодную, как и его сердце. Мне было сложно в такое поверить: слишком уж жутко это звучало. Кто знает, насколько правдивы слухи? Но ещё я знала, что дыма без огня не бывает, а, значит, что-то из этого могло оказаться правдой.
Несколько мучительно долгих мгновений, в течение которых я, кажется, даже не дышала, он разглядывал их. Моё сердце бешено колотилось в груди и, казалось, его слышали все вокруг, включая герцога.
Эрке – золотая монета самого большого номинала.