Трудное счастье. София Джеймс
пересекла комнату и достала карты северных гор, которые нашла у Люсьена Говарда, когда обнаружила его, раненного, на поле боя. Карты были очень точными и подробными. С таким четким руководством переход через Кантабрийские горы не составит для армии проблемы. Хорошо, что эти драгоценные бумаги не угодили в руки врага. Алехандра удивилась, почему французы не догадались обыскать седельные сумки Люсьена и забрать эти сокровища, прежде чем бросить их владельца на произвол судьбы.
Впрочем, в пылу битвы думать некогда. Судя по нанесенным Люсьену ранам, те, кто на него напал, очень спешили. Они не стремились нарочно его убить, а рубили мимоходом, второпях.
Алехандра понимала, что ей следовало бы отдать карты в руки отца, но что-то ее останавливало. Ему не требуется дополнительная информация, чтобы расправиться с еще бульшим количеством людей. И то, как сама Алехандра относилась к французам, не имело значения. Это были английские карты, и именно англичане имели право пользоваться преимуществами, которые они давали. По дороге на запад Алехандра вернет их капитану, чтобы он отвез свои ценные документы домой, а отцу ничего говорить не станет. Пусть эти карты станут хотя бы маленькой компенсацией за то, что Люсьен Говард прибыл в Испанию со слишком малочисленной армией – не говоря уже о полученных в бою ранениях.
Алехандра уже устала беспокоиться за этого человека и защищать его от отца, который явно невзлюбил незваного английского гостя. Уже несколько недель она почти не спала, опасаясь, что наутро обнаружит его в постели с перерезанным горлом, или окажется, что он исчез из комнаты.
Алехандре не нравилось, что она так сильно изводится из-за постороннего человека. Но, как бы она ни старалась отвлечься, не находила себе места, пока с облегчением не убеждалась, что капитан Люсьен Говард по-прежнему цел и невредим.
Тут раздался стук в дверь.
– Кто там? – спросила Алехандра.
– Это я, твой отец. Можно войти?
Поспешно спрятав карты в ящик стола, она вытерла глаза и щеки рукавом. От этого кожа лица покраснела, а значит, порозовевшие веки не будут так бросаться в глаза. Только после этого Алехандра щелкнула замком и открыла отцу. Энрике Фернандес де Кастро зашел внутрь и медленно закрыл за собой дверь. К сожалению, он сразу заметил настроение дочери.
– Будь сейчас с нами твоя мать… – начал было он, но Алехандра лишь отмахнулась, и отец не стал продолжать.
Розалия Санто-Доминго де Гименез давно уже стала единственным, что объединяло отца и дочь. Любовь к доброй, смелой женщине и уважение к ее памяти – вот и все, что у них осталось общего. Оба переживали ее смерть по-своему. Отец вымещал бессильный гнев, углубившись в военные дела, Алехандра же замкнулась в себе, глубоко забившись в свою скорлупу.
– Английский граф идет на поправку, – произнес Эль Венгадор. Тон его был не вопросительным, а утвердительным. – Слышал, о нем отзываются как об умном и очень проницательном человеке. А какое у тебя сложилось мнение об этом человеке?
– Думаю,