После долгих дней. Светлана Еремеева
Советского Союза, теперь тоже помощи не дождешься, что сотни ее соотечественников, в том числе родственников и знакомых, погибли от авиаударов армии НАТО или от рук албанских солдат, так же как и сами албанцы гибли от рук сербов, Андрей Телищев сделал несколько язвительных умозаключений, но в дискуссию вступать не стал, осознавая, что перед ним не просто собеседник, а непосредственный свидетель событий, да еще и бывший активист «Отпора», разочаровавшийся в движении. Спорить со свидетелем недальновидно, особенно на тему войны, на которой не был, о которой узнаешь через фильтр газет и теленовостей. Но раздражение, даже презрение, зародилось в душе Телищева-старшего. Адриана говорила не так, как было принято в обществе, среди парижских буржуа, проводивших время в кафе за чтением «Фигаро». Адриана говорила не так, как было принято в окружении Телищева-старшего, она видела ситуацию собственными глазами и судила о войне своим собственным умом. Она вынесла свой вердикт после того, как увидела избитые тела друзей, услышала детский плач, узнала о стариках и инвалидах, которые заживо были похоронены в своих квартирах, так как у них попросту не было физических возможностей покинуть свой дом и спрятаться в подвале. Адриана это знала, и это знание делало абсурдным обсуждение этой темы любым европейским обывателем, обедающим и ужинающим под просмотр новостей из Югославии.
С этого дня Андрей Телищев невзлюбил Адриану, вся вина которой состояла в том, что она была сербкой из Северного Косово и пережила ужас первых дней войны. О таких, как она, хотелось тут же забыть, как о неловкости, которая произошла вроде бы не по твоей вине, но ты все равно каким-то образом к этому причастен. Но Александр любил эту девушку, Андрей это понял сразу, и с этого дня между отцом и сыном возник новый виток напряженности. Вроде бы никто не обсуждал тему знакомства с Адрианой, вроде бы отец ничего не высказал вслух, но как-то само собой все было очевидно, она ему не понравилась, и это ощущение росло в нем день ото дня.
7
Странные вести пришли из Шуруппака. Гонец, посетивший Верховного жреца Энмешарра после обеда в один из солнечных октябрьских дней, рассказал, что царь сын Убар-Туту якобы тронулся умом. Собственно, никто не мог утверждать, что молодой царь и правда сошел с ума, но коллегия жрецов Шуруппака посчитала необходимым уведомить жреца Энмешарра, что древний деревянный дворец в Шуруппаке разбирается солдатами на бревна и кирпичи и якобы из этих частей царь собирался строить огромный корабль, чтобы отправиться к Богам. Сам же сын Убар-Туту целыми днями сидел в тростниковой хижине на берегу Евфрата, читал молитвы. Он отправил посланников в Сиппар, Киш, Эреду и Лагаш с просьбой принести клинописные дощечки с описанием истории этих городов, отчетом о собранном урожае и с данными о переписи населения. Верховные жрецы Шумера, пребывая в недоумении, попросили у Энмешарра совета.
Когда гонец покинул дом Энмешарра, верховный энси предался размышлениям. Перед ним стояла трудная