Дети на дороге. Иван Калашников
тяжело поднялся с дивана, открыл дверцу. Посмотрел. Ничего особенного: высокий лоб, зелёные глаза, когда щурится – они превращаются в щели, нос с горбинкой – врождённый дефект, губы слишком часто деформируются в грустной улыбке, подбородок ничем особенным не выделяется, силу воли не проявляет. Вот когда сжимаются зубы! Тогда совсем другое дело…
– У меня что, дворянское происхождение? – поинтересовался Андрей, созерцая своё отражение в зеркале.
– Хуже, – сказал Стива. – У тебя по происхождению добрая и открытая душа…
– Настолько открытая, что она пришла ко мне и отмочила такое…
– Именно настолько открытая, – заявил Стива. – ни больше, ни меньше. Между прочим, – она могла попросить и большего…
– Например?
– Напряги башню…
«Башня» как-то не вязалась с теперешним Стивой, словечко из студенческого сленга выпрыгнуло, как швабра из нечаянно открытого чулана.
– Ты – симпатичный молодой человек – продолжал тем временем Стива, – без вредных привычек (он покосился на пепельницу с горой наполненную окурками). Ну, почти без вредных… Порядочный и ответственный. Свободный…
– Вот именно, Стива! – воскликнул Андрей. – Вот именно – свободный! Ни больше, ни меньше!..
Шуршали постельные простыни в темноте, сливались шумные дыхания двух людей, иногда слышался стон, иногда – неразборчивое бормотание или даже смех. Потом, когда за полупрозрачными шторами небо начало набираться светом, всё это закончилось. Обнажённая стройная девичья фигурка выскользнула из-под одеяла, наполнила спальню обильным теплом, казалось, будто шторы колыхнулись именно от этого тепла, а не от движения воздуха.
Мэри удалилась из комнаты, но остался её запах в постели и вкус её губ на губах Андрея. Он знал, что она вернётся, но чувство одиночества вернулось к нему с ошеломляющей скоростью. Он высунул голову со всколоченными влажными волосами. На груди лежать было больно, он перевернулся на спину, уставился в потолок, раскинув руки в стороны. Я – птица, думал он, полетели со мною, Мэри…
– Ну и пылища, – сказала девушка, вновь появившись спальне. – Лет сто, наверное, не убирали…
Она взяла с невысокого пуфика его рубашку и проворно натянула её на себя, устроилась на краешке постели, грациозно сложив длинные стройные ноги…
Когда-то давно, много миллионов лет назад это было постоянно. Вот так вот она сидела на краю постели, только в своём собственном халате; Мэри жила с ним, убирала в квартире, которую снимали они вместе, готовила ему обеды, гладила его рубашки. Они жили вдвоём, и тогда казалось, что это будет бесконечно.
Это было естественно и понятно, – двое молодых людей живут вместе, снимают квартиру, делят ванную, кухню, туалет и спальню. Мечтают – в основном о маленьком человечке. Марина уставала от его подсознательного стремления быть полезным и нужным кому-то кроме неё. «Ты нужен мне, – говорила она. – Этого тебе мало?…» Говорила иногда со слезами, иногда раздраженно и зло, иногда полуприкрыв от утомления глаза. Она пыталась отучить его от этой дурной привычки не менее