Том первый. Кавказ – проповедь в камне. Андрей Воронов-Оренбургский
вымолить еще хоть какую-то другую правду.
Его высочество сглотнул вставший в горле ком. Зная не понаслышке кровь, пот и горечь войны, ужас сабельных сшибок, он с трудом мог смотреть в покрасневшие от горя страдающие глаза отца.
– Христос с вами, голубчик. Держитесь, граф. В Гроховской мясорубке… у нас убито свыше полутора тысяч душ.
– Да… да… понимаю. – Холодов смотрел куда-то вниз и как будто ничего не слышал. И, продолжая держать князя за рукав, словно выронил: – Об одном прошу вас, Ваше Высочество… Ничего, ничего, ради Бога, не говорите жене.
В это время на пороге гостиной, куда дворецким были препровождены господа, появилась Татьяна Федоровна. Мелко шагая через зал навстречу нежданным гостям, она странно улыбалась, не зная от волнения и дурного материнского предчувствия, куда деть свои руки. Когда формальности этикета были соблюдены и офицеры расположились за обеденным столом, тягостную тишину зависшей паузы нарушил сам хозяин:
– Ma chera. – Петр Артемьевич, придерживаясь за край стола, поднялся. Сдержанно подошел к жене, стал напротив, в загодя приготовленной позе, заложив правую руку за борт сюртука, другую опустив на ее напряженно застывшее плечо. Секунду, другую они смотрели друг другу в глаза, точно читали мысли, после чего Холодов дрогнувшись голосом повторил: – Ma chera… Таточка, я должен тебе сообщить, родная, что наш Саша… наш сын Александр… – На какое-то мгновение граф потерял дар речи, совсем рядом увидев сразу постаревшее любимое лицо, большие, полные страшной догадки глаза…
Но все случилось гораздо лучше и правильнее, чем полагал Петр Артемьевич. Татьяна Федоровна не сорвалась, не бросилась с рыданиями прочь из зала, не закричала, не сделала чего-то ужасного, чего боялся он сам, чего ожидали сурово молчавшие господа.
– Прошу, продолжай, – оставаясь на месте, чужим, несколько придушенным голосом настояла она, лишь раз испуганно взглянув на брата Государя. Слышно было, как за одним из приборов нервно звякнула вилка, и все опять стихло в гнетущем ожидании страшных слов…
* * *
Прощаясь с домом, Михаил Павлович задержался в кабинете графа, где кратко и четко изложил события гибели Александра. Сосредоточенно внимая по-военному скупым фактам рассказа, воображение безутешного отца рисовало кровавые фрески событий.
В первых числах февраля быстро продвигавшиеся русские колонны вошли в соприкосновение с польской армией, отступавшей к Висле в Варшавский район.
2 февраля произошло досадное, крайне неудачное для нас кавалерийское дело у Сточека, где конно-егерская дивизия генерала Гейсмара была опрокинута паном Дверницким. Русские раздробили свои силы, в результате чего два наших полка были смяты по очереди, даже не приняв удара в сабли. Это первое серьезное дело кампании высоко подняло дух ликующей шляхты.
7-го числа случилось внезапное сражение при Вавре, после которого польская армия отступила на Гроховскую позицию, что непосредственно прикрывала собой, как щитом, Варшаву. Поляки яростно