Чувства и вещи. Евгений Михайлович Богат
совершенного ими убийства, и его истоки. На фоне уникальной, но в то же время анатомически четкой и выпуклой истории Кириллова они казались размытыми, ускользающими.
Во имя чего? Ответ будто бы лежит на поверхности. Ради денег – пяти тысяч. Но… (разрешу себе отвлечься на минуту от вопроса о несоразмерности этой, да и любой суммы и совершенного ими деяния) разве не могли они получить их, не убивая?
Из рассказа Туманова автору этих строк в тюрьме, после суда
Я не допускал мысли, что они будут убиты. Мы договорились с Рогожиным одурачить Кириллова, получить деньги обманом, не убивая. Мы понимали, что Кириллов в этой ситуации будет молчать. Вероятно, я и потому был убежден, что они не будут убиты, что мы, пожалуй, никогда не говорили об этом с Рогожиным совершенно серьезно. Вы помните, что дело началось с полушутливого разговора в кафе. Сама мысль, что мы можем лишить жизни двух человек из-за пяти тысяч, выглядела в моих глазах, да, казалось, и в глазах Рогожина, совершенно нелепой. И в то же время нам нестерпимо хотелось получить эти деньги. Тем более что Кириллов совал их нам в руки. Нам хотелось получить их, не убивая.
В общем, был задуман план плутовского романа… (Даже в стенах тюрьмы он артистичен, изящен, рассказывает легко, иронически улыбаясь.) Мы получаем от Кириллова половину до мнимого убийства, потом старик с женой едут к Рогожину, чтобы познакомиться с его коллекцией икон, он их задерживает на сутки, мы получаем вторую половину, выпускаем стариков и посмеиваемся в душе над неудачливым отцеубийцей. Как думал Рогожин их задерживать? Было два варианта. Первый: силой – с помощью двух неизвестных мне людей, обычно помогавших Рогожину в поисках и перепродаже икон. Но этот опасный вариант мы оба рассматривали как запасной – для острокритической ситуации, если не удастся первый, тонкопсихологический.
Он заключался в том, что Рогожин сам открывал старику и его жене все. А чтобы у них не оставалось сомнений, он набирал номер телефона Кирилловых, давал старому коллекционеру трубку параллельного аппарата, сообщал сыну, что убийство совершено, и обсуждал вопрос об окончательном вознаграждении. После этого не поверить было нельзя. В том состоянии душевного потрясения, в котором старый Кириллов должен был находиться, он покорялся Рогожину полностью – оставался на сутки в его доме, чтобы сын, обнаружив его живым, не убил действительно сам…
Мне, а Рогожину в особенности, этот вариант казался безупречным, потому что мы подошли к нему, мы его обсуждали, учитывая все особенности человеческих характеров и отношений, как чисто художественную ситуацию…
Утром 16 марта мне позвонил Кириллов, сообщил, что старик с мачехой поехали к Рогожину и тот будет ждать их радом с домом, на автобусной остановке. Старик никогда Рогожина не видел, а Рогожину Кириллов-сын за несколько дней до этого старика показал на улице. Поскольку тот весьма гордился тем, что хорошо известен коллекционерам города, его не должно было удивить, что Рогожин его узнает.
Когда я услышал, что они поехали, меня охватило