Человек из дома напротив. Елена Михалкова
черная кошка, безбоязненно потянувшаяся к Макару. Илюшин почесал ее за ухом и поднялся на второй этаж.
«Сенцовой – звонить один раз.
Курейко – звонить два раза».
Бабушка Любы Сенцовой, худая седая старуха на голову выше его, провела Макара в комнату, где на стенах висели морские пейзажи.
– Это писала я, – с грустной улыбкой пояснила она. – И Любу учила, у нее были способности к рисованию. Мы с ней ездили в Крым… Это Симеиз, да-да, картина, на которую вы смотрите. Присаживайтесь. Две минутки, с вашего позволения… Вы не торопитесь?
Она вышла и вскоре вернулась с заварочным чайником. Старую треснутую чашку поставила себе, новую, явно купленную для гостей, – Макару.
– Мы много ездили с Любой, когда она была маленькой. Мой сын, Любин папа, умер очень рано, и ее мама оставила Любу мне.
– Где она сейчас? – спросил Макар.
– Не знаю. Уехала сразу после похорон, и больше мы ее не видели. Так что свободолюбие у моей внучки в крови. – Она грустно улыбнулась. – Любу нельзя было принудить к тому, чего она не желала. Только убедить! – Старуха подняла палец. – И мне пришлось договариваться, представьте себе, много лет подряд решать все дипломатическими путями. У этой девочки имелось свое мнение по каждому вопросу.
Макар никак не мог связать между собой безбровую девицу с этой интеллигентной старой женщиной, с картинами, с чайником в прозрачных голубых незабудках, с густо цветущими фиалками на подоконнике, – со всем, что он видел вокруг.
– Примите мои соболезнования, Ольга Викторовна. Смерть Любы стала неожиданностью для всех нас…
– О, что вы! Я не сомневалась, что все закончится именно так.
Илюшин уставился на старуху.
– Поймите, единственное, что ей нравилось в жизни по-настоящему, – это рисковать. Если Любе удавалось забраться на крышу, она ходила по самому краю. Как только замерзало озеро, она испытывала лед на прочность не у берега, а на глубине. Я пыталась, руководствуясь максимой «Если не можешь победить, возглавь», направить этот поток в осмысленное русло. Скалолазание, водное поло, бокс, наконец… Все оказалось бесполезно. Ей требовался адреналин в его естественных, так сказать, формах, а не выданный по заказу.
Она усмехнулась, заметив выражение его лица.
– Я уже в том возрасте, юноша, когда о смерти нужно либо говорить спокойно, либо вовсе молчать. В другое время, в другом месте она стала бы героем. Для таких натур требуется война, катаклизмы, слом мироустройства… Вот тогда они проявляют себя так, как задумано природой. Минуточку, кажется, кто-то стучится…
Героем бы стала, значит, думал Макар, дожидаясь возвращения хозяйки. Пятнадцать ножевых… а, впрочем, одно другого не исключает. Поставь какого-нибудь героя в ситуацию, где не дают возможности проявить распирающий его героизм, – может, и схватится за нож от избытка пассионарности.
В коридоре послышалось шарканье.
– Соседка со своими глупостями.
Но ведь она умна, думал Макар, пристально глядя на старуху, умна и знает человеческую натуру, –