Продается шкаф с любовником. Людмила Милевская
полет завершился падением. Пролетев метров пять, Пендраковский приземлился в гостиной.
Теперь его мучило многое: боль в щеке, в пояснице, в боку и желание знать, почему он летает.
На первый взгляд причин для левитации не наблюдалось: крылья не выросли, а вес, напротив, за последние годы изрядно возрос.
Но (увы!) именно на свой взгляд Пендраковский и не мог положиться. Взгляд был неточным по причине затекшего глаза. Уже и второго.
А знать хотелось!
Очень хотелось знать, какая сила послала его, несчастного хозяина шкафа, в полет?
И что разожгло эту силу?
Оторвавшись от пола, Пендраковский дрожащими пальцами отвел с глаз распухшие щеки и не поверил этим глазам. Он увидел голую женщину.
Разумеется, незнакомую.
Бедняжка в ужасе металась по углам, а за ней галопом скакал антиквар. Действие происходило в комнате покойной прабабки, в присутствии шкафа, из которого, похоже, дама и вылезла. В келье старушки шел жуткий выброс энергии. Стекла в окнах звенели, дрожали полы, шкаф ходил ходуном, антиквар же тыкал пальцем в сторону Пендраковского и осатанело вопил:
– Даша, что ты нашла в этом уроде?
Требуя у дамы ответа, ответить ей антиквар не давал, яростно возвещая:
– Скотина он! Импотент! Страшная рожа!
«И этот знает уже о моей импотенции, – загоревал Пендраковский. – Но к чему оскорбления? – вдруг обиделся он. – Я не скотина и совсем не урод. А рожа У меня вообще симпатичная».
И тут до него дошло, что антиквар эту женщину называет по имени – ну разве не удивительно?
Пендраковский поднялся с пола и, направляясь к месту баталии, наивно спросил:
– Простите, вы разве знакомы?
Антиквар выпустил из себя сноп огня (образно выражаясь) и проревел, тыча пальцем в голую Дашу:
– Эта сучка – моя жена!
Затем его палец изменил направление и уперся в грудь Пендраковского.
У того потемнело в глазах, – Она сучка, а ты скотина! – проревел антиквар, наводя свой страшный кулак на скулу Пендраковского.
Тот вжал голову в плечи, но удар был предотвращен нечеловеческим воплем раздетой Даши.
– Не смей трогать Валеру! – провизжала она, бесстрашно заслоняя своей соблазнительной грудью оседающего на пол Пендраковского.
Опускаясь к плинтусу, Пендраковский жалобно простонал:
– Женщина, мы незнакомы.
– Женщина? – поразилась она и с угрозой спросила:
– Лерик, как ты меня назвал?
– Вот вам крест, я вас впервые вижу, – заявил атеист Пендраковский и лихорадочно начал креститься.
Атиквар и Даша остолбенели.
– Что ты сказал? – плаксиво проблеяла голая Даша. – Мерзавец, ты клялся в любви!
– Я вас вижу впервые, – упрямо повторил Пендраковский и дерзко добавил:
– Обоих.
Ответом ему была пощечина. Звонкая, но тяжелая.
За ней вторая. И третья. И четвертая…
Даша била, но он не плакал – плакала она.
– Ах, мерзавец! Мерзавец! Ты клялся в любви! – рыдала женщина.
Щеки