Журнал Виктора Франкенштейна. Питер Акройд
То и дело он посматривал на меня; взгляд его не выражал ничего особенного помимо спокойного наблюдения. Наконец он заговорил:
– У моего отца есть занятный подмастерье. С четырнадцати лет он работал на доктора Джона Хантера. Известно ли вам это имя?
– Да, и очень хорошо.
Слухи о репутации Хантера – хирурга и анатома – дошли до меня еще в Женеве, где была переведена на французский его «Естественная история зубов».
– Доктору Хантеру, мистер Франкенштейн, прекрасно удавалось изучение тела. Он превратил это в свое ремесло.
– Да, я об этом читал.
– Хирургом он был превосходным. Мой отец видел, как он изъял камень из желчного пузыря менее чем за три минуты.
– Неужели?
– И пациент не умер.
Армитедж опять сосредоточился на своей тарелке – теперь он с нарочитой неспешностью подтирал на ней крошки куском хлеба, смоченным в вине.
– Тот камень до сих пор хранится у моего отца.
– Пациенту он был не надобен?
– Нет. Доктор Хантер называл его кладом.
– Но что же произошло с глазами?
– Я же говорил вам. Пациент остался жив – к немалому своему удивлению.
– Не с его – с теми глазами, что сохранялись в воде. Полагаю, их вынули из тел людей, которым повезло менее.
Армитедж не сводил с меня взора, все столь же необъяснимо бесстрастного.
– Ежели пациент умер в операционном театре, кому он тогда принадлежит?
Я ничего не сказал, полагая, что и без того уже сказал слишком много.
– Доктор Хантер придерживался того мнения, что, поскольку тело поручено его заботам, ответственность за него лежит на нем. Оно, в некотором смысле, становится его собственностью.
– Не могу не согласиться.
– Превосходно. Я говорю с вами сейчас, целиком полагаясь на единодушие, какое бывает меж добрыми приятелями. Факты эти не пользуются широкой известностью за пределами медицинских школ.
Рот мой пересох, и я проглотил стакан вина.
– Доктор Хантер полагал, что члены и органы скончавшегося пациента представляют большую ценность для его студентов, нежели для земли, в которой им иначе суждено было бы лежать. Одного молодого человека, из ассистентов доктора Хантера, в особенности интересовала селезенка. Вот она и… – Армитедж прервался и, к удивлению моему, широко улыбнулся. – Как принято говорить у нас на Чипсайде, мистер Франкенштейн, она пошла из-под прилавка.
– А вашего отца в особенности интересовали глаза?
– Он всегда обладал безукоризненным зрением. Это было замечено еще в раннем возрасте. Он, как это бывает с мальчишками, заинтересовался этим предметом. Не знаю, есть ли у вас в стране телескопы для путешественников? – Я покачал головой. – Их устанавливают на проезжей дороге, и за небольшую сумму их позволяется использовать в течение пяти минут. На Стрэнде всегда стоял один такой. Мальчишкой отец мой его очень любил. Вот так, мало-помалу, он и заинтересовался связью между линзой и глазом. Известно ли вам, что глаз обладает собственной линзой, пропускающей воздух, подобно пузырьку газа?
– Я