Солдатами не рождаются. Константин Симонов
вдруг подумал, что есть глаза, которые дают, есть глаза, которые берут, и есть глаза, которые не пускают.
– Не смотри на меня так, – лучше скажи, чтоб ушел. – Голос сына дрогнул. – Ты смотришь так, будто я виноват в том, что случилось с матерью… А я пришел к ней…
– Вот что, – перебил его Серпилин. – Ты не врач и не мог заранее знать, что с ней будет. Если пришел говорить о чем-то еще… говори. А если об этом, напрасно пришел. И не реви, пожалуйста, я этого не люблю, – добавил он, увидя слезы, покатившиеся из-под заслонок.
Сын всхлипнул, вытер глаза и попросил разрешения закурить.
– Кури… У тебя какие?
– «Казбек».
– Дай и мне папиросу.
Несколько минут оба молча курили.
– Слушай, как ты посмотришь, – сказал сын. – Прости, что я об этом сейчас, но мы потом, наверно, долго не увидимся…
Серпилин вопросительно взглянул на него.
– Как ты посмотришь, если я временно, пока не получу жилья, перевезу сюда из Читы жену и дочь? Им там плохо и голодно. Я получил письмо, могу тебе показать.
Серпилин покачал головой. Сын понял это как возражение.
– Ты возражаешь?
– Нет, – сказал Серпилин, – можешь не показывать, верю.
– А как ты на это смотришь?
– Положительно.
– Значит, можно перевезти их? – обрадовался сын.
– Перевози, если разрешат.
– Да нет, с вызовом и с пропиской я все сделаю. Попрошу своего генерала, чтобы позвонил… – Сын даже махнул рукой, показывая, что для его генерала помочь в этом – плевое дело. – Только чтоб ты не был против.
«Ты и к матери, верно, с тем же самым пришел, – подумал Серпилин. – Но почему она на тебя так закричала? Что ты ей сказал? Не с этого ведь начал. А с чего?»
Но он не поддался ходу своих мыслей.
– Что требуется от меня? – спросил он вместо этого. Спросил потому, что понял: требуется.
– Две строчки, – сказал сын. – В управление тыла, что ты не возражаешь.
– Он чуть торопливее, чем стоило бы, расстегнул предусмотрительно положенную рядом с собой на стол планшетку и вытащил блокнот.
Серпилин поискал по комнате глазами, вспоминая, где могли стоять чернила, но сын уже вынул из планшетки красный карандаш и сказал, что можно и карандашом.
– Какая у нее фамилия, твоя?
– Моя, – запнувшись, сказал сын.
– А инициалы?
– «А», «Пе» – Анна Петровна, я сейчас покажу тебе их фотографии. – Сын полез в карман гимнастерки.
Ничего не ответив, Серпилин, резко нажимая на карандаш, написал: «Прошу вселить на сохраняемую за мной площадь по Пироговской улице, дом 16, квартира 4, Толстикову А.П. с дочерью…»
– Как дочь зовут?
– Оля, – сказал сын, пододвигая по столу фотографии жены и дочери.
«…Ольгой», – дописал Серпилин, расписался и протянул сыну записку. Потом взял со стола фотографии, коротко взглянул на них и положил обратно.
Сын подождал несколько тягостных