Перебежчик. Фридрих Незнанский
что имеют дело с беззащитной девушкой. Откуда им было знать, что вместо нее приду я?
Я выволок на себе на лестничную площадку двоих, по пути выбив нож из руки третьего. И как только я вышел из клинча, то есть между мной и ближайшим противником образовалось небольшое пространство, провел апперкот, так что у него клацнули зубы и он сразу отключился…
Но второй, падая, успел ударить меня ногой под колени, и я упал на спину, успев сгруппироваться, то есть подтянуть колени к подбородку, и это спасло меня от пинков и ударов в живот. Они не успели меня добить, поскольку послышался гул приближающегося лифта. Не сказав ни слова, двое бросились к лестнице, подхватив третьего, который прикрывал ладонью лицо. Похоже, здорово прикусил язык, когда я его ударил снизу. Трудно было их разглядеть в этом сумраке. Все те же здоровые лбы с бритыми затылками, каких сейчас везде полно, словно они сходят с какого-то конвейера, работающего в три смены.
Кабина лифта остановилась, и оттуда возникла, как явление народу, Екатерина Андроновна, собственной персоной, с цветами, вся из себя прикинутая и замечательно благоухающая, наверняка после очередной презентации. Уставилась на своего друга любезного, побитого и опрокинутого, поскольку никогда не видела его в подобном виде, да и увидеть не чаяла.
– Ты что тут делаешь? – охнула она и бросилась ко мне, уронив цветы так, что они упали мне на грудь, как если бы я уже был покойником.
В это время наконец защелкали замки, загремели засовы и любопытствующее население лестничной площадки, почуяв, что опасность миновала, выглянуло из трех дверей. Соседи подозрительно оглядели нас, решая нелегкую задачку, кого прежде звать – милицию или «скорую». Но так и не пришли к общему мнению. Снова загремели и защелкали своими замками.
– Ты почему забываешь оставлять радиотрансляцию включенной? – спросил я после того, как мои раны были обработаны, рубашка и брюки на скорую руку зашиты.
– Ой, – она прижала ладонь ко рту, – все время забываю… Прости, пожалуйста!
И поцеловала меня в губы. Потом еще и еще раз.
Я почувствовал себя свиньей. Сам ввязал свою девушку в эту историю и еще предъявляю претензии.
Я во всем был не прав. Именно потому, что радио молчало, их нападение не застало меня врасплох, поскольку тишина меня насторожила. К тому же они вполне могли бы проследить ее уход, поэтому радиоголоса из пустой квартиры их бы не остановили.
Словом, нет худа без добра, против такой бытовой диалектики не попрешь…
Я ничего не сказал ей по этому поводу. Пусть целует и дальше. Пусть хоть она меня пожалеет, раз больше некому.
– Посмотри, все ли цело? – поморщился я, когда почувствовал боль в правом боку, когда она меня слишком сильно прижала. – Я не про свои ребра, – охнул я, когда она, закусив губу от жалости, стала меня ощупывать. – Вещи посмотри, деньги…
Все было цело, все на месте. Даже в холодильнике ни на что не позарились. Означало ли это, что они ожидали ее прихода? А если так, значит, лучше меня знали, когда �