Жизнь волшебника. Александр Гордеев
тот, оказывается, и утром был дома, когда они приходили: отсыпался после ночной смены.
– Тарабанили бы как следует, – говорит он, – а то, наверное, поскреблись едва-едва, да и
подались… Твой что ли? – спрашивает он про Ромку.
– Мой, мой, – подтверждает Михаил, взяв сына за плечи.
– Ну, вы прямо-таки, как негатив, – замечает знакомый, которого зовут Константином, – один
чёрный (всё же не зря тебя Огарышем зовут), другой – беляк. А ведь точно, вроде бы, твой –
вырос-то, я его и не узнал.
Не одного Константина удивляет факт их яркой несхожести. Отец, кроме того, что попросту
чёрный, имеет ещё и прямо-таки сажевую родинку на подбородке, а сын – белобрысый, со
светлыми глазами и ресницами.
– Да уж какой выстругался, – смеясь, говорит Михаил: его и впрямь не обижают и не удивляют
такие вопросы. – А ничего, пусть я – Огарыш, зато он как огонёк.
Приходится ещё и тут чай пить. Взрослые обсуждают скучные сельские новости: Константин
знает Пылёвку, потому что часто ездит туда рыбачить. Рыбалка-то и связывает их с Михаилом.
Ромка тут же, на кухне, обнаруживает в углу какие-то железки и принимается исследовать это
сокровище. Больше всего удивляет большая проволочная катушка. Уж до чего блестит она,
переливается!
– Гляди-ка, сидит, колдует чего-то, – улыбаясь, шепчет Константин, у которого никогда не было
детей.
– Да уж, любопытный, как не знаю кто, – вроде как извиняясь за него, говорит Огарыш.
– Да ничо, ничо, пусть себе.
– Смех сказать, – шепчет и Михаил, подкупленный теплотой в голосе хозяина, – знаешь, кем он
хочет стать?
– Электриком что ли?
– Мелко пашешь, – говорит Огарыш и вовсе шипящим голосом, – не электриком, а каким-то там
волшебником…
– Кем-кем? – ещё более тихим, изумлённым шёпотом, спрашивает Константин. – Да как же это?
– Ну, ты же слышишь, по радио всё эту песню поют «Просто я работаю волшебником».
– А, Марк Бернес…
– Во-во. Так вот он как услышит её, так и сидит, не шелохнётся, только губами шевелит. Всю
песню наизусть знает. Слышу, как-то затаился за ширмой, что-то там мастрячит себе и под нос
напеват. Ни одной песни не знат, а эту выучил. А то как-то раз спрашиват: «Папа, а как это можно
жизнь учить не по учебникам?» А я и сказать чего не знаю. Говорю: «Ну, как, как? Живёшь вот
просто так, да и всё». А он тогда: «А как же её тогда можно по учебникам учить?» А я чо, учил? Я
чо, знаю? Насочиняют всякой всячины, токо ребятишек с толку сбивают. Да он ещё у матери всяких
её чудес нагляделся. Один раз, слышь, насмелился и спрашиват у неё, где на волшебников учат. А
та, дура, возьми да засмейся.
– Действительно дура, – сочувственно соглашается Константин.
– А почему это дура?! – вскидывается Огарыш уже без улыбки, мигом слетевшей с лица.
20
– Так ты же сам сказал.
– Я?! А, да я