Жизнь волшебника. Александр Гордеев
чувства, испытанного тогда в вагоне. Взять бы
Свету за плечи и заглянуть в глаза, как сделал это Витька с Любой. Вот тогда-то, может быть, и
прошило бы их души сквозной пронзающей молнией. Только и всего. Ему и нужно-то лишь чуть-
чуть ласки и внимания. Да он и сам оставит её как можно дольше нетронутой и заветной, если в
нём затеплится чувство. Но как относиться с теплом к холодной льдине? Скорее всего,
сдержанность Светы от наставлений матери и подготовки её в образцовые жёны. Конечно, в
будущем, помня такие примерные пионерские прогулки с ней, Свету ни в чём не упрекнёшь. Но что
делать с ней сейчас? Ходить, выжидать, уговаривать, скучно и молча сидеть на лавочке? А если
она и по жизни окажется такой же холодной и неприветливой? Откроешь, наконец, дверь этого
холодильника, а там – Северный Полюс! Главное же, что вся эта ситуация начинает затвердевать.
Мать смотрит на него теперь почти умильно и успокоенно, а Галина Ивановна, встречаемая где-
нибудь на улице, – пристально и придирчиво, как на своего… И Роману кажется, что он входит в
какую-то большую ложь.
И вдруг вся эта неловкая, тягостная диспозиция в одно мгновение ломается вроде как сама по
себе и до изумления просто. Возвращаясь с очередного серого свидания со Светой, Роман
30
сталкивается около клуба с Наташкой Хлебаловой. Разговор сходу завязывается какой-то игривый.
Роман, вроде бы шутя, но осторожно, как и к Свете, притрагивается к ней и тут же, ещё и не успев
ничего осознать, прижимает полностью, чувствуя, что здесь ему позволяется куда больше. Ещё
какие-то минуты назад женское представлялось Роману упругим, отталкивающим полотном, и
вдруг в этой неподатливой стенке обнаруживается мягкий, жаркий провал, в который уже само
звенящее тело ухает, как в воду, легко отмахнувшись от рассудка и всяких там принципов и
установок. Ох, как плавят Романа эти первые, но почему-то уже умелые объятия! Да что объятия!
Наташка позволяет ещё и не те головокружительные вольности. Вчерашний солдат шалеет от её
тугого, свежего и, как ему кажется, очень уж женского тела в скользком шёлковом платье с
красными маками, от запаха распущенных волос, пахнущих дневной сухой пылью, травой и
вечерней свежестью, отчего-то особенно ощутимой именно в волосах. У Наташки всё как
накаченное: и грудь, и попка – кажется, плоть просто рвётся из неё, всюду создавая упругий
подпор. Время с объятиями, поцелуями и обжиманиями на какой-то случайной лавочке кажется
сплошной охмеляющей ямой – его как будто нет, оно обнаруживается лишь на кромке, на берегу
встречи в три часа ночи. Проводив Наташку домой до палисадника с густой черёмухой, Роман не
может освободиться от накопленного желания. Пальцы помнят её тело, и эти ощущения так
потрясающе достоверны. В брошюрках для юношей подобное желание советуется сбрасывать
занятием спортом или какими-то