Жизнь волшебника. Александр Гордеев
пограничника сразу же отдают предпочтение одной – Любе. Вторая проводница – Наташа -
из-за обручального колечка на пальце автоматически выпадает из их поля зрения. Люба спокойна,
рассудительна, внимательна. Хозяйничая и встречая ребят, словно давних знакомых, она с
улыбкой накрывает на крохотный столик, и ребята, уже умеющие смотреть на жизнь трезво и
практично, тут же отмечают её хозяйскую ловкость. Вот Люба берёт нож, кладёт на доску длинный
и кривой, как бумеранг, огурец. Потом звучит что-то похожее на чуть замедленную автоматную
очередь, и огурец распадается на тонкие, ровные кружочки. Солдаты даже робеют оттого, что,
оказывается, их сверстница может быть уже настоящей хозяйкой.
Говорят они, конечно, только про службу, вспоминая всё смешное, и выходит так, что служба их
выглядит какой-то забавной. Но этим самым они уже романтизируют её, считая самой лучшей из
всех возможных служб. Разговор катится с шутками, со смехом и вот, где-то через час-полтора,
казалось, на самом гребне веселья, Витька вдруг возьми да брякни:
– А что, Люба, выходи за меня замуж…
Роман от этого и вовсе шалеет: конечно, лучше бы таким не шутить, но жизнь-то ведь и вправду
лихо распахивается как большие ворота – теперь в ней даже жениться можно!
– Выходи, выходи, – сходу на той же волне подыгрывает он, надеясь, что Люба не обидится. –
Витька – парень хороший, честное слово, хороший. Уж я-то знаю. Гарантирую.
– Да ну вас, трепачи, – вздохнув, отмахивается она.
Шумный, сумбурный разговор катится дальше, а минут через десять снова:
– Люба, так ты выходи за меня, а?
Снова смеются. Снова с жаром и шутливо Роман поддерживает друга, а потом, когда Витька
повторяет это и в третий раз, перестаёт смеяться.
– Давай-ка выйдем, – предлагает он.
Выходят в гремящий железом тамбур.
– Тебе ещё не надоело? – спрашивает Роман. – Что ты, как попугай, заладил одно и то же? Нас
приняли по-людски, а ты?
– А почему мне должно надоесть, если я всерьёз? – обиженно удивляется Витька.
– Всерьёз!?
– Ну конечно. А что? – у Витьки такой вид, словно жениться для него – это всё равно, что чаю
попить. И вообще, он теперь уже какой-то другой. Ещё убегая знакомиться в купе, был
взъерошенным и нагловатым, а теперь – серьёзный и вроде огорошенный чем-то. Таким его
видеть ещё не приходилось.
– Слушай, Справедливый, – сжав для убедительности кулак, говорит он, – да ты смотри,
деваха-то какая! Такая уж вряд ли ещё встретится.
Оказывается, за два года службы Роман совершенно не узнал Витьку. Впереди у него родной
город, масса девушек, а он стоп – и всё! И совета ни у кого не спрашивает, и о судьбе, о
счастливых или несчастливых случайностях не рассуждает. И так при этом уверен, что, пожалуй,
не может быть не прав. И как его за это не уважать?
Они возвращаются в купе.
– Люба,